Вирджиния Хенли - Ястреб и голубка
Ступайте в тронный зал.
Королева решила дать задирам время поостыть, и вот оба неподвижно стояли в тронном зале, ожидая ее появления. Через полчаса их глаза встретились; прошло еще несколько долгих минут, и граф Эссекс, которому чаще приходилось наблюдать вспышки монаршего гнева, заговорил:
— Нам надо бы сочинить оправдание, чтобы комар носу не подточил.
— То есть? — переспросил Хок.
— Если она заподозрит, что ссора была из-за женщины, то да поможет нам Бог. Она взбесится так, что никому не поздоровится.
— Тогда придется сказать, что мы повздорили из-за нее самой, — последовал немедленный ответ.
Открылась дверь, и в зал вплыла королева.
Она села на трон, и обоим соперникам не оставалось ничего другого, как опуститься перед ней на колени. Внезапно раздался тихий стук в дверь, и появившаяся на пороге фрейлина обратилась к королеве:
— Ваше величество…
Она не успела вымолвить больше ни слова» ибо государыня сорвала у себя с ноги башмак и через весь зал запустила им в голову несчастной женщине.
— Пошла вон! — завопила она.
Провинившимся дуэлянтам не приходилось гадать, каково настроение их повелительницы.
— Кто зря чужую кровь прольет, и сам недолго проживет!
— Ваше величество, умоляю простить мне, что я обнажил шпагу вблизи от вашей бесценной особы, — смиренно начал Эссекс.
— Приношу самые сердечные извинения, ваше величество, — пробормотал Хокхерст.
— Плевала я на ваши извинения! Я желаю знать причины этой непристойной ссоры!
Граф Эссекс поспешил ответить тоном самого чистосердечного признания:
— Мы оба присмотрели одну и ту же драгоценность для дня рождения вашего величества.
Брови у нее поползли вверх, и выражение неудовольствия почти исчезло. Хокхерст, который нипочем не желал позволить Эссексу взять верх, подхватил:
— Да-да, большую черную жемчужину на цепочке из алмазов. Но я отказываюсь от дальнейшей борьбы и уступаю победу милорду Эссексу. Пусть честь преподнести вам жемчужину достанется ему.
Она придирчиво взглянула на них, заподозрив сговор, но сочла более выгодным для себя их простить.
— Никогда впредь не смейте затевать ссору при моем дворе, или вам будет запрещено показываться мне на глаза. Можете идти.
Едва они вышли из тронного зала, как повеселевший Эссекс фыркнул:
— Где, черт побери, я добуду черную жемчужину на цепочке из алмазов?
— У меня совершенно случайно есть такая вещица на продажу, — со смехом признался Хок.
— Я так и думал, мошенник вы этакий, — отозвался Эссекс, от души наслаждаясь всем происходящим.
Каждый вечер лорд Девонпорт усердно предавался развлечениям в залах Совета и на музыкальной галерее. Это ни в коей мере не препятствовало его ночным похождениям совсем иного рода. Он планировал их на поздние часы, далеко за полночь, и принимался за дело, когда королева удалялась в свои покои и двор погружался в сон. В последнее время у него появилось ощущение, что за ним следят. Следит ли так называемый друг или враг — он пока не знал, но был полон решимости в следующий раз это выяснить.
Ему совсем не хотелось, чтобы снова в воздухе начали разноситься слухи о Черном Призраке.
Второй вечер, отведенный для танцев, был в разгаре, когда Хок решил, что Сабби слишком долго испытывает его терпение и этому пора положить конец. Она позволила ему найти для них во дворце достаточно укромный уголок и не отказала в поцелуях, которых он так жаждал. Он бесстыдно ласкал ее, пока не почувствовал, что и ее томит желание… и все-таки она сумела ускользнуть. Когда же разговор зашел о дне и часе ее прихода к нему домой, то, при всей его напористости, он не мог добиться ничего, кроме смутных и уклончивых обещаний.
Третий вечер стал повторением второго.
Хок был подобен человеку, умирающему от голода, и целовал ее так страстно, что она в конце концов лишилась чувств в его объятиях.
Но на четвертый вечер его терпение истощилось. Хватит с него этих лобзаний по углам.
В первом же танце, который они танцевали вместе, он бросил ей только одно слово: «Сегодня!» Это был приказ. Она вскинула голову и весело упорхнула с другим кавалером. Через несколько танцев он снова оказался ее партнером и не стал пускаться в долгие объяснения.
— Ровно в полночь! На площадке перед дворцом.
Она понимала, что не сможет и дальше морочить ему голову. Время для уловок прошло. Когда танец кончился, он, с алчным блеском в глазах, сказал:
— Можешь пока подумать, чем бы таким необыкновенным мы могли бы заняться в постели.
Он вышел из толпы танцующих и покинул зал, даже не оглянувшись.
Через несколько минут после полуночи Сабби пересекала площадку перед дворцом.
Сентябрь кончался, но ночь была теплой. Серая кошка перебежала ей дорогу; от реки еще доносились какие-то звуки. Внезапно она увидела темную фигуру всадника. Он направил коня прямо к ней, и в первое мгновение это ее испугало, когда он придвинулся вплотную и протянул сильную руку, чтобы поднять ее в седло, она увидела его лицо.
Он втянул ее к себе под плащ, и она с изумлением ощутила прикосновение его горячей обнаженной груди.
— Вы без камзола… и даже без рубашки, — выдохнула она.
— Да. Я однажды собственными глазами видел, как это на тебя действует, и хочу увидеть снова.
Ее руки скользнули по его литому торсу и обвили могучую шею.
— Ты безумец! — прошептала она.
— Вот-вот, и ты — причина моего безумия.
Она с трудом скрывала воодушевление.
В этом было нечто захватывающее — улизнуть из дворца в столь поздний час, когда всем добропорядочным людям полагается спать и видеть сны. Риск и опасность будоражили сердце. Если королева узнает о подобной авантюре — их ждет наказание и отлучение от двора.
Он привлек ее к себе, поцеловал требовательно и пылко, а потом дал шпоры коню, и они пустились вдоль реки по залитой лунным светом дороге к его дому. Там он спешился, снял Сабби с седла и на руках внес в дом, а потом по лестнице в свою спальню.
Он сбросил плащ, открыв взгляду широкий разворот плеч и рельефно выступающие мускулы. Непокорная темная грива рассыпалась по плечам, и белые зубы блеснули на загорелом лице, когда он улыбнулся своей хищной улыбкой. Черные бриджи облегали его бедра так плотно, словно были отлиты вместе с ними. Светло-зеленые глаза ночной гостьи восторженно следили за каждым его движением: сейчас его телом владела лишь страсть — необузданное влечение к ней, и это она видела совершенно ясно. На ней было надето ее кремовое свадебное платье с глубоким вырезом.
Дразнящим прикосновением пальца он обвел высокий изгиб ее груди, а потом наклонился, чтобы поцелуями воздать должное каждому склону этих восхитительных холмиков. Его губы поднялись выше; пламенные поцелуи ложились вдоль невидимой дорожки — к шее и к уху. Кончиком языка он коснулся мочки уха и прошептал:
