Генри Хаггард - Джесс
— Джесс, — задыхаясь прошептал он, — я люблю вас! — С этими словами он наклонился, чтобы ее поцеловать.
Она опомнилась и отстранила его рукой.
— Вы забываете, — проговорила она в ужасе, — что женитесь на Бесси.
Охваченный чувством стыда и сознанием нового несчастья, выпавшего на его долю, Джон повернулся и опрометью выбежал прочь.
Глава XVIII
Болезнь
Не успел Джон выбежать из дома, как почувствовал крайнее изнеможение от потери крови и нравственного потрясения, а потому, очутившись в саду, с наслаждением опустился в кресло, стоявшее там с незапамятных времен. Немного погодя он увидел показавшуюся вдали миссис Невилл с бутылкой спиртного в руках.
«Вот кстати, — подумал он, — если не подкреплюсь стаканом водки, то по всей вероятности последую примеру Джесс и свалюсь с этого несчастного кресла».
— Где Джесс? — обратилась к нему миссис Невилл.
— Там в гостиной, — отвечал он, — она уже очнулась. «Впрочем было бы лучше для нас обоих, если бы она совсем не приходила в себя», — мысленно прибавил он.
— Да что с вами, капитан Нил? Какой у вас странный вид, — заговорила она, обмахиваясь шляпой. — Ах, если бы вы знали, что теперь творится в лагере! Волонтеры бранят солдат, что те их покинули в минуту опасности, а мне просто никто верить не хотел, когда я сказала, что вы не убиты… Да что же это? Ваши сапоги полны крови. Значит, вы все же ранены?
— Дайте мне, ради Бога, выпить, — простонал Джон.
Она зачерпнула взятым с собой стаканом воды из протекавшего невдалеке ручья и затем долила его спиртом. Он выпил и почувствовал себя лучше.
— Господи, — воскликнула миссис Невилл, — вас теперь пара! Надо было видеть, как эта девушка испугалась, когда мимо нее пронесли мертвое тело! Я была уверена, что это вы, но ошиблась. Говорят, это несчастный Джим Смит, сын старика Смита из Рюстенбурга. Знаете что, капитан Нил? Я советую вам быть осторожнее: если девушка еще не влюблена в вас, то во всяком случае близка к этому. Девушки вообще не очень-то легко падают в обморок из-за всякого встречного Дика, Тома или Гарри. Вы уже простите меня, дуреху, что я говорю вам так откровенно, но Джесс очень странная девушка, и если вы не примете мер, то легко увлечетесь ею и поставите себя в неловкое положение, тем более что собираетесь жениться на ее сестре. Уверяю вас, что Джесс не из таких женщин, что кокетничают скуки ради, — при этих словах она с сомнением покачала головой, как будто подозревала его в легкомысленном отношении к чувству будущей свояченицы, а затем, не дожидаясь ответа, повернулась и ушла в домик.
Из груди Джона вырвался стон. Что он мог возразить на это? Все было ясно до очевидности, и если когда-либо он чувствовал себя пристыженным, то именно теперь. Ему, человеку слова, до боли тяжело было сознаться, что в настоящем случае он поступил бесчестно по отношению к Бесси. Несколько минут тому назад он признавался Джесс в любви и говорил правду, но отвратительную правду. Хуже всего именно то, что это была правда. Да, он действительно любил Джесс. Он чувствовал, что эта любовь охватила его волной в то время, когда он стоял перед нею в комнате, и поглотила и превозмогла всю его привязанность к Бесси, с которой его связывали узы чести. В его сердце внезапно вспыхнула страсть, страсть преступная и даже просто непонятная; и он смутно догадывался, что она была вместе с тем и вечная. Сидя на ветхом от времени кресле и перевязывая рану, он мысленно проклинал себя. Какого он свалял дурака! Зачем не подождал, чтобы окончательно убедиться, к которой из двух чувствует большее расположение? И к чему только понадобилось Джесс ни с того ни с сего уезжать и оставлять его одного в обществе ее хорошенькой сестрицы? Теперь он твердо знал, что и тогда еще она была к нему неравнодушна. И вот какой оборот принял его роман! В одном он был убежден, а именно в том, что следует положить всему этому конец. Он не должен брать назад своего слова, данного Бесси, об этом нечего и думать. Тем не менее он чувствовал тяжесть на сердце и за самого себя, и за Джесс.
В это время повязка ослабла и кровь полилась с такой силой, что он уже собирался идти в комнаты просить помощи.
Джесс, совершенно оправившаяся, разговаривала с миссис Невилл, которая уговаривала ее выпить глоток водки, добытый с таким трудом. Заметив смертельно бледное лицо Джона и красную полоску крови, сочившейся из раненой ноги, Джесс схватилась за шляпу, лежавшую на столе.
— Ложитесь-ка лучше в кровать, — велела она, — а я побегу за доктором.
С помощью миссис Невилл он тотчас же разделся, но, к ужасу этой доброй женщины, прилагавшей все усилия, чтобы остановить обильные потоки струившейся крови, еще задолго до прибытия доктора впал в обморочное состояние. Появившийся доктор констатировал, что пуля оцарапала стенки одной из внутренних артерий бедра, не перерезав ее, впрочем, окончательно, и что в настоящее время требуется немедленная серьезная перевязка. С помощью хлороформа он довольно удачно провел эту операцию, не выходя из комнаты, и заявил, что обморок последовал от сильной потери крови.
По окончании операции миссис Невилл спросила доктора, не следует ли поместить Джона в госпиталь, на что тот категорически отвечал, что раненого необходимо оставить там, где он находится, но что Джесс должна принять на себя заботу ухаживать за ним во время болезни с помощью сиделки, которую он хотел прислать.
— Скажите мне, — спросила миссис Невилл, — его положение опасно?
— Оно будет очень опасно, если вы вздумаете его тревожить, — угрюмо отвечал доктор, — потому что шелк любую минуту может соскочить, а в таком случае артерия непременно лопнет и он истечет кровью.
Джесс не проронила ни слова и занялась необходимыми приготовлениями для ухода за больным. Раз судьбе угодно снова столкнуть их вместе, то ничего более не оставалось, как только безропотно подчиниться ей, хотя, по правде сказать, она этого вовсе не желала.
Час спустя после операции, когда Джон начал понемножку приходить в себя, явилась и присланная доктором сиделка. Джесс сразу заметила, что эта женщина в высшей степени беззаботна и невежественна в уходе за больным, и возложила на нее исключительно черную работу. Когда Джон пришел в сознание и увидел, кто именно сидел над ним и чья рука дотрагивалась до его горячего лба, он слегка застонал и попробовал заснуть. Но Джесс решила не спать. Она просидела всю ночь у его изголовья, не смыкая глаз. При свете едва занимавшейся зари она с грустью смотрела на бледные черты лица любимого человека, спавшего глубоким сном. А так как ночь была нестерпимо жаркая и удушливая, то Джесс сняла с него покрывала, оставив лишь одну простыню. Когда под утро она встала, чтобы пойти немного отдохнуть, то взглянула еще раз на больного и заметила, что повязка стала красной от крови. Артерия лопнула.