Рослин Гриффит - Птицелов
— Ну, чем тебя угостить — чаем? — Федра видела, что Коуди уже набрал свою норму выпивки, а ему еще предстояли два вечерних представления.
— Ох, нет, чего-нибудь покрепче!
— Виски? — Федра решила, что он сам знает свои возможности.
Он кивнул.
Она налила ему стакан виски, и себе — рюмочку бренди, чтобы поддержать компанию. Потом уселась в кресле рядом с Коуди, и он сразу начал свои байки:
— Я тебе рассказывал, как в молодости справился с грабителями?
— Ну, ну, рассказывай!
— Однажды я был кучером дилижанса, трое пассажиров сразу показались мне подозрительными. А я вез с собой сундучок с деньгами, под сиденьем. Что же я делаю? Останавливаю дилижанс посреди дороги и прошу мошенников достать мне веревку, спрятанную под сиденьем. Пока они ее доставали, я направил на них пистолет. Они подняли руки, и я велел одному из них связать другим руки, а этому связал сам. И выпустил их из кареты, им пришлось идти пешком, а я деньги доставил, куда надо.
Федра весело рассмеялась:
— Неужели они так и побрели пешком по дороге?
Открылась входная дверь, и вошла Орелия. Она приветливо улыбнулась Коуди, но Федра заметила, что племянница чем-то расстроена.
— Не следовал ли снова за тобой этот ужасный человек?
— О ком это вы? — удивленно спросил Коуди.
Федра рассказала ему о преследователе Орелии.
— Значит, какой-то мужчина увязался за вами? Когда? Один раз или несколько?
— Один раз, — ответила Орелия. — Нет, еще вчера ночью. Какая-то карета ехала за нами… до нашего дома.
— И вчера? Ты мне об этом не рассказывала, — расстроилась Федра. «А сегодня утром племянница отказывалась ехать к Шериданам в карете. Какая она неразумная!»
— Ты же забыла, — встревоженно рассказывала Федра, — был еще один случай. Этот преследователь — а Орелия узнала его фигуру, — бродил по нашему саду. Она увидела его из окна, а потом мы нашли его следы под деревом.
— Как?! — загремел Коуди. — Да я застрелю этого мерзавца! — Он отвернул полу кожаной куртки — к поясу был прикреплен пистолет.
— Успокойся, Билл! — призвала Федра. — Ведь это было не сегодня.
Коуди снова уселся в кресло у камина, после некоторых раздумий он обратился к Орелии:
— Леди, вам надо научиться стрелять! Я достану для вас маленький пистолет и сам обучу стрельбе.
— Но я не люблю оружия. Стрелять — мужское дело.
— А если рядом с вами нет мужчины, который может защитить вас? Нет, это не годится. Вы должны научиться стрелять.
— Я не могу.
— Вы знаете, как я люблю Федру. А она будет вконец расстроена, если с ее любимой племянницей что-нибудь случится. Маленький пистолет поместится в вашей сумочке. Сегодня же велю Малышке раздобыть такой для вас…
— Кто это — Малышка?
— Да Энни Окли, конечно. Вот вам пример: женщина, которая может постоять за себя.
— Ну, так как она, я стрелять не научусь, — улыбнулась Орелия.
— И не надо. Грудь мужчины — цель покрупнее, чем кончик сигары или карта, подброшенная в воздух.
Орелия побледнела, и Федре тоже стало нехорошо, когда она представила себе, что ее любимая племянница в упор стреляет в человека. Но еще страшнее было представить Орелию в руках насильника-маньяка.
— По-моему, ты должна согласиться на предложение Билла, дорогая, — решительно сказала Федра.
— Хорошо, я согласна.
— Спасибо, моя милая, ты сняла тяжесть с моей души. Когда ты начнешь ее учить стрельбе, Билл?
— Сегодня у меня два представления. Значит, завтра утром.
— Спасибо, спасибо, Билл.
Если бы кто-то так же легко разрешил ее проблемы с Сином, Федра была бы самой счастливой женщиной!
* * *Это было совсем просто…
Никаких затруднений…
Он посадил ее, одурманенную подмешанными в вино лауданумом и беладонной, в карету и отвез к себе домой. Она не сопротивлялась, и не потому, что доверяла ему, а потому, что ей приятно было слышать итальянскую речь из его уст, — ведь она была так одинока здесь, в Америке.
— Что со мной? — пробормотала она, когда он вынес ее из кареты.
— Не бойся, бедняжка,-ответил он, — скоро ты не будешь одинокий в этом мире. Боги и богини возьмут тебя к себе, станут твоими друзьями, ты будешь счастлива.
Она посмотрела на него затуманенным взглядом, совершенно не понимая того, о чем он ей говорил. Рука ее бессильно упала, опрокинув чашу с вином, и красная жидкость разлилась, словно лужица крови. Он любовался потоком черных волос, распустив ее косы, так же, как любовался волосами той… Усаживая ее на стул на помосте, он погладил ее по щеке, воображая, что гладит нежную кожу той. Черные ресницы задрожали, и она с глухим стоном откинулась на спинку стула. Если бы она догадалась, что он хочет сделать с ней, то громко бы закричала.
— Я покину тебя на минуту, чтобы подготовиться, — отрывисто сказал он задыхающимся голосом.
— Подготовиться? — бессмысленно повторила она.
Не отвечая, он проскользнул за занавес в святилище, место, где он творил бессмертие.
С настенных панелей глядели изображения богов Древнего Египта, собравшихся на Суд Мертвых: Тот, Анубис, Хатор, Изида и другие. Под каждым изображением были начертаны иероглифами их имена.
Когда он надевал защитную одежду, пропитанную маслом для предохранения от действия яда, его напрягшийся в предвкушении наслаждения член натянул ткань брюк. Он поднял закрытую корзину, где таилась смерть, и стал раскачивать ее, пока оттуда не послышалось зловещее шипение.
— Что это?-спросила она, с трудом открывая глаза.
— Подарок… Тебе даруется бессмертие…
Она посмотрела на него недоуменно и хотела еще что-то спросить, но не успела — он рывком поднес к ее лицу корзину, сдвинув крышку, черная молния прянула в узкую щель и впилась в ее шею.
— А-а! — вскрикнула она. — По его телу прошла дрожь наслаждения.
Ее глаза померкли, дыхание участилось.
— Это недолго, — ласково успокаивал он. — И совсем не больно.
Он внимательно осмотрел место укуса-слава Богу, синяка не было, а ранка — незаметная точка. Красота не испорчена. А мучения недолги, он знал это. Он жадно глядел на нее, стараясь не упустить ни единого мига предсмертной борьбы, последних содроганий жизни. Потом он протянул руку к аспиду, извивающемуся в щели корзины, — он никогда не выпускал его наружу, прищемляя хвост крышкой. Рукой в промасленной перчатке он осторожно затолкал змейку в корзину, плотно задвинув крышку, поставил корзину на стол, и снова впился жадным взглядом в девушку. Глаза ее закатывались, последние содрогания проходили по телу.
— Темно, стало темно, — хрипло выдохнула она и замерла.
Он начал медленно раздевать ее в предвкушении наслаждения, пока не обнажилось прекрасное юное тело.
