Биверли Бирн - Неугасимый огонь
Будущий еврей покинул отчий дом неделю спустя. Первым пунктом назначения для Рамона был Амстердам, что в Нидерландах. Этот этап поездки обещал быть не слишком сложным, но, тем не менее, неприятности могли быть. Нидерланды являлись территорией Испании, но протестантская ересь быстро распространялась среди населения и как ни свирепствовала инквизиция, искоренить ее ей, видимо, уже не удавалось. Путешествуя в облачении послушника-доминиканца, Рамон мог рассчитывать как на снисходительность со стороны властей, так и на гостеприимство простого люда. Ведь он был Мендоза и не ударит лицом в грязь.
В городе на берегу залива Зейдер-Зе и началась самая трудная часть путешествия. Рамон должен был найти одного человека, известного его отцу.
«Он станет все отрицать и я могу его понять, – объяснял ему Мигель перед отъездом, – но строго между нами, он – еврей, хоть и крещеный христианин». Так как этот «марранос» был в долгу перед семьей Мендоза, Мигель Антонио был уверен в том, что он согласится сотрудничать с ними хотя бы на начальном этапе. Остальное будет зависеть от сына Мигеля. Так и получилось. Рамон, после того, как провел месяц под крышей у этого нидерландца, сумел уговорить его и было достигнуто взаимопонимание обеих сторон. Ими был организован коридор в Англию, но не напрямую, что было опасно, а окольными путями. Рамону нашептали пару фамилий надежных людей для сотрудничества, которых ему предстояло отыскать в Лондоне.
Англия, которой так страстно желал достичь Рамон Мендоза, в их планах считалась неплохим вариантом. Конечно это была прекрасная и процветающая страна. В ней находилось место и искусству, и осуществлению заманчивых идей, и многообещающим научным разработкам.
В то время, когда на троне восседала Елизавета Тюдор, островное королевство не могло пожаловаться на отсутствие стабильности, но конфликты с Испанией и Францией во внешней политике и религиозные распри внутри страны подтачивали его. Теперь, во время Елизаветы I, дочери Анны Болейн и Генриха VIII, разрыв с Римом становился реальностью, католические мессы воспрещались и в стране повсеместно в качестве нормы для отправления религиозных обрядов принималось протестантство.
Что же касалось евреев, то таковых официально в Англии не существовало. Предыдущий правитель, король Эдуард I, решил этот вопрос в принадлежащей ему части мира просто: он изгнал их из королевства в 1290 году. Хотя Англия была страной, где папские указания в отношении народа, почитавшего Заветы Моисея, выполнялись рьяно, даже более усердно, чем в любой другой стране, при высылке евреев не было проявлено традиционной, английской дисциплинированности. Так что в последней четверти шестнадцатого столетия они в Англии еще оставались. После изгнания евреев с полуострова Иберия, община сефардов избрала местом своего пребывания Лондон. Сефарды оставались верны своей религии, хотя и отправляли службу в глубокой тайне от всех и маскировались под изгнанных из Испании протестантов. Будь они англичанами, то этот обман был бы тотчас раскрыт, но поскольку это были иностранцы, то их терпели, тем более, что они служили каналом для сохранения выгодной для Англии торговли с Испанией и Португалией. Война, как говаривал Мигель, не должна быть в ущерб делу.
К 1588 году, когда Елизавета обратилась к своим войскам в Тилбуре с известной речью, и когда Англия праздновала победу над испанской морской армадой, все было завершено так, как надеялся дон Мигель. Рамон, еще недавно разыгрывавший доминиканца, тайно оставался евреем по имени Абрахам, но официально Раймондом Мендоза, протестантом. Он обзавелся семьей: женой и тремя детьми, преуспевал в торговле вином, завозя его из испанского города Хереса и домом на Кричард Лэйн – лондонском Ист-Энде с видом на Тауэр.
Благодаря усилиям Рамона, дона Мигеля и, не в последнюю очередь, профессионализму Феликса Руэса-винодела, дом Мендоза выплыл из финансового кризиса на волне вина шерри.
– Захватывающее чтение, как ты и обещал, отец – Роберт положил книгу в кожаном переплете на письменный стол Бенджамина.
– Мне тоже так кажется, – спокойно ответил глава семьи. – Я считаю эту книгу самым значительным документом.
Роберт изучающе посмотрел на отца. Какой порядочный человек: вежливый, воспитанный, честный в делах, верный своей жене и детям. Однако Бенджамин был не из тех, кто для достижения своих целей действовал по некой схеме. Хотя Роберту казалось, что он понимал, что двигало отцом в этот момент. Эта мысль не покидала его уже на протяжении многих часов. Из него рвался наружу вопрос:
– С какой целью ты мне дал это читать?
Бенджамин склонился над столом, чтобы вернуть этот памятник истории в ящик письменного стола.
– С той же самой, с какой отправил тебя в Испанию.
– Мне вначале показалось, что из-за денег, вложенных в дело на борьбу с Местой.
– О, это лишь часть всего. Мне хотелось знать, мог бы ты заняться этим вопросом? – Когда он это говорил, его рука повернула ключ в замке. – Правда, я мог найти и другой предлог, не будь попытки свалить Месту, отправить тебя в Испанию.
– Предлог для чего? Черт возьми, отец, не говори загадками.
– Успокойся, успокойся, сынок. И будь повежливей. – Бенджамин еще раз потянул за ручку выдвижного ящика, желая убедиться, надежно ли она заперта.
Удостоверившись в том, что секретный замок сработал, продолжал.
– Послушай меня. Твой брат Лиам – мой старший сын. Когда я умру, он возьмет на себя заботу о моих интересах.
– Я знаю это и всегда знал.
– Не перебивай. То, что Лиаму предстоит унаследовать – это все, чем мы владеем на территории Англии. Строго говоря, тебе придется работать под его началом. Лиам должен стать чем-то, ну… Вроде коронованного принца, что ли. Причем хорошего. Он знает свое дело, притом честен, но ты, Роберт, значишь для меня гораздо больше. Это тебя мне хотелось бы видеть королем.
Роберт продолжал смотреть на отца. С одной стороны он прекрасно понимал, что имел в виду старик, с другой – сопротивлялся этому пониманию. Он покачал головой.
Бенджамин подался вперед и стал опровергать это невысказанное отрицание.
– Тебе теперь известна вся наша история. Ты должен знать, что наши права бесспорны, наша линия не прерывалась все эти годы. Рамон Мендоза был сыном Мигеля Мендозы. Мигель – мой прадед в девятом колене, а ты его правнук в десятом. Но это не предмет какого-то судебного разбирательства. Это вопрос морального права. А наше требование с точки зрения морали неоспоримо. Мы можем не быть людьми религиозными, это наше право, но мы сохранили веру. В каком-то смысле мы оставались евреями, хотя и не посещали синагогу. Кроме того, мы сделали обрезание нашим детям и соблюли верность в отличие от тех, кто в Кордове.
