Руфь Уолкер - Викки
Промыв ранку, Викки наклеила на губу пластырь, чтобы остановить кровь, а потом, сообразив, что без денег она все равно никуда не сможет пойти, обыскала куртку Джима, затем его джинсы. В куртке нашлась мелочь, в джинсах — бумажник и несколько долларов.
Все.
Викки обессиленно села на кровать. До сих пор она считала само собой разумеющимся, что он держит деньги при себе. В конце концов, циркачи не тот народ, чтобы пользоваться банком. И вовсе не из подозрительности, а потому, что живут от получки до получки.
Что же, Джим — исключение? Мысль эта показалась Викки столь нелепой, что она бросилась заново обыскивать фургон. Если деньги где-то спрятаны, она обязательно их отыщет — не зря же ей приходилось вылизывать каждый квадратный дюйм этой комнатушки.
В конце концов ей пришлось отказаться от своих поисков: с минуты на минуту должны были начать возвращаться из города люди, и кто-нибудь из них — сторож или конюх — вполне может обнаружить спящего Джима. До того, как это произойдет, ей надо уйти, а уж с деньгами или нет — не имеет значения.
Она шла по дорожке, волоча за собой тяжелые чемоданы, и подходила уже к заднему двору, откуда рукой подать до шоссе, когда резкий приступ головокружения остановил ее. Сев на чемодан, Викки опустила голову, но это не помогло. Поняв, что из поездки на попутной машине в город ничего не получится, Викки попыталась собраться с мыслями и прикинуть, что же ей делать. Единственное, что остается, — пойти к Розе и попросить о помощи. Будь та просто цыганкой, Викки никогда бы к ней не обратилась, но Роза была подругой ее матери. Уж наверняка она одолжит ей несколько долларов, которых хватит на автобусный билет.
Она поднялась, ухватилась за чемоданы и, делая через каждые десять шагов передышку, добралась до фургона Розы. Тот стоял под деревом, листва защищала его днем от палящего солнца. Викки впервые задумалась: «Почему это, интересно, цыганка получила столь выигрышное место для стоянки? Ведь среди владельцев фургонов нашлось бы много желающих пристроиться под деревом».
Викки уже давно поняла: Розе не приходится перебиваться от зарплаты до зарплаты, как подавляющему большинству циркачей. Фургон у нее был самой последней модели, и украшения она носила настоящие. В свое время бабушка прожужжала Викки все уши, рассказывая длинную историю о своих фамильных драгоценностях, и научила внучку отличать подделку от подлинника. Викки не очень-то ее тогда слушала, но теперь благодаря бабушке она могла отличить фальшивый жемчуг от настоящего.
Но вот перед глазами снова поплыл туман, и Викки еле-еле доплелась до дверей фургона Розы. Она опять остановилась, чтобы перевести дух — и набраться смелости.
В окне вспыхнул свет, и Викки почувствовала себя увереннее. По крайней мере, там не спят и она не нарушит ничей покой. Викки постучала в дверь, подождала. Головокружение то накатывало, то уходило, и она уже с трудом держалась на ногах. Раздался скрип открываемой двери. За дверью показалась Кланки в белой хлопчатобумажной рубашке. Заметив настороженность в ее глазах, Викки попыталась что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался какой-то булькающий звук.
Лицо Кланки расплылось, земля ушла из-под ног, и Викки как тряпичная кукла осела и упала лицом в землю. Она слышала, как где-то далеко-далеко Кланки о чем-то спрашивает ее. Потом почувствовала, как чьи-то руки помогают ей подняться… Все кружилось, и единственное, что она видела, — это яркую карусель красок и теней, лишенную формы и смысла. Из горла вырвался неуместный и неудержимый смех.
— О Господи, вот это подарок! Она же пьяная в стельку, — проворчала Кланки, но сняла с Викки башмаки и помогла ей устроиться на диване.
— С ней что-то неладное? — донесся встревоженный голос Розы.
— Кто-то хорошенько разукрасил ее — полагаю, та скотина, с которой она живет, — откликнулась Кланки. — Я грешным делом подумала, что она набралась, но нет, перегаром не пахнет.
— Позови-ка лучше доктора Макколла, — скомандовала Роза. Прохладная ладонь легла на лоб Викки. — У нее жар — и взгляни-ка на ее лицо! Я его убью! Боже, я убью этого ублюдка!
— Ты поосторожнее… Она не в обмороке — просто закрыла глаза. Я сбегаю за доктором, а ты следи за тем, что говоришь.
Затем снова все смешалось. Викки показалось, что Кланки куда-то выходила, но открыв глаза и увидев над собой двух женщин, она в этом усомнилась. Потом кто-то положил влажную тряпку ей на лоб, чья-то рука отбросила волосы с лица.
Ее неудержимо клонило в сон, но она еще успела удивиться, что хотя Роза говорит на каком-то странном языке, ей, Викки, понятно, что она успокаивает и утешает ее, и самое главное — Викки чувствует себя в полной безопасности.
Наутро после выходного цирк проснулся, как всегда, спозаранку. В спальном шатре зашевелились в своих кроватях поварята: зевая и почесываясь, они побежали к походной кухне готовить кофе для прочих ранних пташек, расставлять столы, раскладывать приборы и салфетки.
Вскоре появился Куки с помощниками, чтобы раскатать тесто для бисквитов и замесить тесто для оладий, сделать овсяную кашу и пшеничные хлопья в молоке, яичницу-болтунью, поджарить ветчину и нарезать бекон для чернорабочих, технической бригады и конюхов, которые в свою очередь должны были накормить обитателей зверинца.
И только тогда один из людей, приставленных к хищникам, обнаружил Джима. Он отправился чистить клетки и, дойдя до последней, нашел спящего на соломе человека без штанов.
Узнав Джима Райли, давшего ему по уху в одной из потасовок в баре пару дней назад, парень ухмыльнулся. Конечно, с его стороны было не очень-то умно назвать Райли «кобельеро» только потому, что тот руководит номером с дрессированными собаками, но какой спрос с пьяного? Уж во всяком случае, это не основание для того, чтобы посылать его в нокаут, не так ли, сукин ты сын?..
Он все еще стоял, усмехаясь, когда Джим проснулся и, застонав, схватился за голову. Он поглядел вокруг мутными глазами, и вид у него был такой уморительный с этими его голыми ляжками под Спущенной рубашкой, что рабочий расхохотался. Джим обрушился на него с бранью, но чем больше он свирепел — тем оглушительнее заливался парень. На шум сбежался народ. При виде Джима всех тоже прорвало. А что еще было делать? Вид у пленного дрессировщика собак был жутко нелепый, когда, выставив на всеобщее обозрение все свои причиндалы, он стоял, вцепившись в прутья клетки и изрыгая брань.
Кошатник настолько исхохотался, что упустил момент, когда Джим Райли перестал браниться и застыл, свирепо глядя на него. Никто из присутствующих пока не заметил в этом взгляде безумия.
