Дженет Маллани - Прекрасная вдова
— Благодарю вас, мадам. Вот и славно! Я очень ценю вашу откровенность.
Он так светится, будто услышал замечательную новость, затем берет мою руку и горячо пожимает ее.
— Наверное, мой секретарь уже составил документ. Подпишем его?
Все-таки он какой-то странный господин.
Мы возвращаемся к столу. Я пытаюсь разобраться в том, что написано в документе, но буквы пляшут перед глазами. Там что-то сказано о доме в лондонском Хэмпстеде, слугах и содержании, не слишком щедром, на мой взгляд. Хэмпстеде! Что я буду делать в этой дыре? Я настаиваю, чтобы Мэри осталась со мной и получала сорок гиней в год. Конечно, это намного больше, чем платила ей я. Герцог обещает выплатить Мэри все, что я ей должна. Он, кажется, согласен на все, лишь бы поскорее подписать наше соглашение. Мы по очереди ставим свои подписи. Бек, секретарь герцога, заверяет документ.
— Бек отправляется немедленно, чтобы отдать распоряжения слугам. А мы выезжаем после обеда, — сообщает Тируэлл. — Надеюсь, вас это устроит, мадам?
— Конечно. Благодарю, ваша светлость.
Мне совсем не хочется оставаться в доме, где каждый уголок, каждая комната, кроме моей спальни, напоминают мне о Конгривансе. Впрочем, в этой спальне я так много думала о нем! Вчерашние события в лабиринте рассеяли все мои иллюзии.
Как бы я ни приказывала себе забыть Конгриванса, мысли о нем не оставляют меня. С горькой иронией я вспоминаю первые дни нашего знакомства и мои планы, мысли… «Не буду скрывать, Конгриванс очень нравится мне, но можно и прогадать: может статься, среди гостей окажется герцог?»
Глава 16 Леди Кэролайн Элмхерст
— За тридцать сребреников!
— Не будь дурой, Мэри. Ты получишь часть из них. И перестань ворчать, я слышу каждое твое слово. Постарайся не злить меня!
Мы прекращаем препираться. Слуги, погрузив наши вещи в экипаж Тируалла, возвращаются в дом, стряхивая зонты от капель дождя.
Надо бы оставить слугам чаевые, но у меня нет денег. Я подхожу к одному из них, который был особенно любезен со мной, протягиваю ему руку и благодарю за доброту, Я даже не знаю его имени. Он пожимает мою руку и желает удачи. При этом Мэри, тот еще сноб, фыркает, наблюдая эту сцену. Разумеется, как персональная горничная, она с презрением относится к слугам в доме.
Оттеруэл заискивающе смотрит на Тируэлла. Не удивлюсь, если от подобострастия он уляжется прямо в лужу перед экипажем, чтобы его светлость случайно не промочил ноги. Меня он удостаивает лишь едва заметным кивком головы и ухмылкой, однако при этом не забывает бросить тоскливый взгляд на мою грудь.
Я благодарю за гостеприимство леди Оттеруэл и выражаю свое особое восхищение лордом Оттеруэлом, его добротой, нет-нет, чрезвычайной добротой во время наших с ним, с глазу на глаз, репетиций. Ведь он так много сделал для того, чтобы развить мои актерские таланты! К моему удовольствию, она злобно шипит и с кулаками кидается на мужа. Прямо на глазах у слуг!
Мы трогаемся в путь.
— Зачем вы так с ней, миледи?
Мэри с укором смотрит на меня. Ее великодушие кажется мне странным. Не иначе как эта святоша начала замаливать свои грехи с Бартоном. Ну да ладно. Такой она мне нравится больше, пусть ворчит. Лишь бы не плакала. Я рада, что Тируэлл позволил посадить Мэри к нам в экипаж. Мне не хотелось оставаться с ним наедине, ведь он решил бы воспользоваться своими правами в пути! По крайней мере мне удалось выиграть хоть немного времени.
Тируэлл достает книгу и принимается за чтение. Мэри коротает время за вышивкой. Я рада, что ей не пришло в голову штопать в дороге мои чулки или белье. Струйки дождя бегут по оконному стеклу. Мимо мелькают поля и деревья, пожелтевшие так неожиданно быстро. Я смотрю в окно и стараюсь не думать о том, как я несчастна. Вообще-то я плачу редко (вчерашние рыдания за компанию с Мэри не в счет). Вот и сейчас мои слезы ждут своего часа, как те кредиторы, что затаились у чьих-то парадных дверей.
Пусть я несчастна, зато еду в экипаже с хорошими рессорами, на сиденье, обитом бархатом и кожей, и наслаждаюсь роскошью и комфортом. Нет, это ужасно! Как грустно, что я так ошиблась в нем. Я любила его и верила в то, что он тоже любит меня. Вот дура! Я к сейчас испытываю те же чувства. Его последние слова, безусловно, больно ранили меня, и эта рана, кажется, не заживет долго. Не знаю, чувствовала бы я себя более или менее несчастной, если бы наша близость вознесла меня на вершины блаженства. Времени не хватило. Минут десяти точно не хватило. А так — ни количества, ни качества. Откровенно говоря, я не того ждала после его поцелуев. Они были многообещающими!
Мерзкий камень оставил на моем теле большой синяк. Синяк-то, конечно, скоро пройдет. Но вылечится ли мое бедное сердце, неизвестно. Хотя содержанке это, может, и ни к чему.
Мне жаль терять друзей. Никто из них не подаст руки падшей женщине. Отныне я ничего не буду знать о Филомене и ее ребенке, об Уилле, Томе и Фанни. Этой парочке следует пожениться как можно скорее, пока они не нашли повода снова поссориться.
Мы останавливаемся на постоялом дворе почтовой станции. Заметив герб на дверце экипажа, управляющий и слуги спешат нам навстречу и раскланиваются. Признаться, мне это нравится. Они и со мной должны быть вежливыми и предупредительными, ведь я сопровождаю герцога, и то, что я содержанка, у меня на лбу не написано.
Меня проводят в отдельную гостиную. Именно тут выясняется, что моей возможной беременности не суждено состояться. С одной стороны, это хорошо — несколько дней я не увижу герцога в своей спальне. С другой… У меня не будет ребенка от Конгриванса… Я знаю, что должна радоваться этому. Случись иначе, это было бы совершеннейшим ужасом и кошмаром! И все же слезы градом катятся по моим щекам.
Мэри не отходит от меня ни на шаг и выглядит не на шутку встревоженной.
— Я совсем не узнаю вас, миледи.
— У меня болит живот, — всхлипываю я. — Ступай принеси мне бутылку бренди.
Напьюсь и просплю весь оставшийся до Лондона путь. А что? Всю дорогу герцог был занят своей книгой, ни разу даже не взглянул на меня. Не скрою, я несколько уязвлена таким невниманием с его стороны. Он мог хотя бы пофлиртовать со мной! В конце концов, просто поговорить! Я могла бы что-нибудь узнать о его дурацких греческих статуях. Наверное, в будущем мне постоянно придется проявлять интерес к этой теме. Но что же в них такого интересного? У некоторых статуй даже нет рук, а что "касается мужских фигур, так там вообще смотреть особенно не на что.
Не буду думать о Конгривансе, у которого в отличие от греческих скульптур… Случись нам говорить о такого рода антиквариате, разговор бы вышел презабавный. Надо признаться, мы никогда ни о чем не говорили, всерьез. Это был чистой воды флирт — игра. Мы просто пытались соблазнить друг друга. Все самое интересное так и осталось невысказанным. Я практически ничего не узнала о нем. Почему же мне кажется, что я давно его знаю?
