Джейн Фэйзер - Почти невинна
— Его соборовали и причастили. Он готов к встрече с Богом.
Нагнувшись над раненым, он приложил крест к посиневшим губам.
— Отойди с миром, сын мой, если тебе так суждено.
Дыхания почти не было слышно. Лицо неизвестного было таким же холодным и влажным, как глина после дождя.
Монах-лекарь взял чашу теплого вина с травами и поднес ко рту мужчины. Жидкость потекла по подбородку. Брат Арман вытер красные капли и положил смоченную отваром лаванды тряпочку на широкий лоб, где у самого виска багровела большая шишка.
— Пришли за мной, если он очнется. Человеку трудно умирать безымянным и среди чужих.
Настоятель оставил комнату, а брат Арман сел на табурет рядом с постелью, чтобы дежурить подле умирающего. Почти невозможно поверить, что человек с такими ужасными ранениями способен выжить. Вполне вероятно, у него проломлен череп, не говоря уже о многочисленных ранах, нанесенных мечом и кинжалом. А сколько крови он потерял!
И все же неизвестный упорно цеплялся за жизнь, хотя обмытое, перевязанное и обложенное шинами тело оставалось неподвижным.
Наступил рассвет, а раненый все еще жил. Брат Арман снова поднес ему чашу с вином, и на этот раз губы едва заметно шевельнулись в попытке глотнуть. Веки чуть дрогнули, и лекарь стал ждать первого стона боли. Пусть это не самый обнадеживающий знак, но все же свидетельство того, что в искалеченной плоти теплится огонек. Губы раздвинулись, ноздри почти неуловимо раздулись. На осунувшемся, худом, смертельно бледном лице появилось нечто вроде напряжения, словно в предчувствии очередного приступа боли.
Брат Арман шагнул к жаровне в углу комнаты и принялся готовить маковый настой, которому предстояло сохранить рассудок больного во время долгого пути к выздоровлению.
— Господин… господин…
Гай де Жерве остановился и огляделся. Чей-то едва слышный голос продолжал окликать его. Но кто это? И где прячется?
Длинный внешний коридор замка де Брессе был совершенно пуст. Шпалеры, висевшие подле узких окон-бойниц, шелестели на сквозняке. За окнами виднелись ров и бесконечные равнины Пикардии.
Его снова позвали. Гай прекрасно знал, чьи это проделки, но где, во имя святой Екатерины, она прячется?
Он продолжал идти, а шепот, казалось, преследовал его. Дверь круглой комнаты, встроенной в бастион замка, была приоткрыта. Шепот смолк. Теперь тишину прерывал только далекий зов рога из двора, где размещался гарнизон. Солнце поднялось высоко, день шел на убыль, и казалось, весь замок дремлет под необычайно теплым сентябрьским солнышком.
Гай де Жерве смело ступил в комнату в башне. Дверь немедленно захлопнулась, и тяжелый засов со стуком задвинулся.
— Ну вот, господин мой, я заманила вас в свои сети! — со смехом воскликнула Магдалена, прислонившись спиной к косяку. — Правда, хитрый трюк? Я научилась ему много лет назад, в замке Беллер. Нужно спрятаться за шпалерой, тогда звук разносится по всему коридору, как по полой трубке. Как-то раз я проделала это с поваренком, и тот удрал во все лопатки, вопя, что за ним гонится призрак. Но вы ведь не приняли меня за призрак, верно, господин?
— Не принял, — дружелюбно согласился он, садясь на широкий каменный подоконник и весело щуря глаза. — Я сразу подумал, что это проказы озорной девчонки.
— И вовсе нет! — негодующе фыркнула Магдалена. Похоже, Гаю иногда доставляло извращенное удовольствие воскрешать старые воспоминания.
Она принялась ловко развязывать платье.
— Магдалена, у нас на это нет времени, — попытался урезонить Гай, все еще смеясь, но уже обреченно ощущая, что тело наливается предательским жаром.
— Есть, — возразила Магдалена, расстегивая усыпанный драгоценными камнями пояс под грудью. — А если и нет, нужно сделать так, чтобы было. Ты не согласен?
Пояс с приглушенным стуком свалился на пол, и платье соскользнуло с плеч. Мягкие шелковые складки легли к ее ногам. Теперь на ней осталась только полотняная камиза, которую она сбросила все с той же быстротой.
Гай, однако, так и не сдвинулся с места, наслаждаясь растущим возбуждением, чувствуя тепло солнечных лучей, гревших спину, ощущая запах Магдалены, теплый женский аромат ее одежд, кожи, волос, жадно пожирая глазами изящные изгибы ее фигуры. Эта женщина способна лишить мужчину разума, довести до горячки, безумия, и Гай, давно осознав невозможность противостоять этой силе, отдался во власть вожделения, позволил ему возрастать медленно и неуклонно.
— Если, как ты говоришь, у нас нет времени, почему же ты продолжаешь зря его тратить, сидя на подоконнике и ничего не делая?
Магдалена шагнула к окну и, сосредоточенно прикусив губу, взялась за большую пряжку его пояса. При этом она старалась не задеть висевшего на бедре кинжала. Солнце падало на ее склоненную головку, высвечивая темные глубины каштановых волос.
— Нагни шею, — велела она, — я не могу снять с тебя цепь! Ты слишком высок для меня!
Гай немедленно повиновался, и она с трудом стащила цепь с широкими золотыми звеньями — знак его положения и должности, а потом расстегнула и сняла тунику. Под ней была только рубашка: в такую жару да еще за стенами замка не было нужды в кожаной куртке и кольчуге. Она ловко расшнуровала его шоссы, вытаскивая ленточки из крошечных петелек в подоле рубахи, которая полетела на пол, в груду остальной одежды.
Все еще хмурясь, Магдалена провела пальчиком по его груди, задержавшись на узкой белой полоске, сбегавшей к животу, — памятке о старой ране, взглянула на неподвижного Гая и улыбнулась таинственной мягкой улыбкой, прежде чем обвести кончиком языка его соски. Эти быстрые влажные прикосновения бросили его в краску, лишили дыхания. Но плутовка быстро выпрямилась и взялась за пояс его шоссов.
— Сначала сапоги, крошка, — напомнил он, стараясь изобразить лениво-небрежный тон, за что был немедленно наказан: Магдалена цапнула его зубами за плечо, а потом упала на колени и начала сражаться с сапогами. Гай послушно вытянул ноги, опираясь о подоконник заведенными за спину руками.
— Вставай! — скомандовала она, вновь принимаясь за шоссы. — До чего же вы любите копаться, мой господин! Ужасно надоедает!
— А я-то думал, что покорен, как овечка, и делаю все, чтобы угодить, — запротестовал он, поднимаясь, чтобы Магдалене было легче стянуть с него шоссы. — Разве не похоже, что я стараюсь услужить вам, мадам? — Он хищно улыбнулся, пинком отбрасывая шоссы.
Магдалена оценивающе оглядела его.
— Пожалуй, да, господин, — объявила она, но тут же пожаловалась: — И что вы собираетесь предпринять? Пока что трудилась я одна.
— Но это с самого начала был ваш план, — сообщил Гай, — и кому же его выполнять, как не вам?
