Тереза Медейрос - Ваша до рассвета
– Как прошел вечер? – спросила она.
– Я бы сказал, это был потрясающий успех. Как раз то, что им обоим и требовалось. Но, как оказалось, мы не были так осторожны, как думали. Очевидно, мисс Викершем услышала нас вчера вечером в гостиной. – Он хихикнул. – Она подумала, что у нас было полуночное свидание.
– Могу себе представить. – Миссис Филпот поднесла к губам чашку, скрывая улыбку.
Беквит покачал головой.
– Кто бы мог вообразить суетливого старого холостяка и уравновешенную вдову, барахтающихся в темноте, как влюбленные подростки?
– Действительно, кто? – Поставив чашку на плиту, миссис Филпот начала вытаскивать шпильки из волос одну за другой.
Пряди черных шелковистых волос упали ей на плечи, и Беквит, потянувшись, погрузил в них руку.
– Ты знаешь, мне всегда нравились твои волосы.
Она поймала его пухлую руку и прижала к своей щеке.
– А я всегда любила тебя. По крайней мере, с тех пор, как ты нашел в себе храбрость назвать одинокую молодую вдову Лавиния вместо – миссис Филпот.
– Ты понимаешь, что это было почти двадцать лет назад?
– А кажется, что только вчера. Так какие песни ты играл для них?
– «Барбару Аллен» и твою любимую «Приди».
– «Приди, любимая моя», – она сказала, цитируя бессмертные стихи Марло[5].
– С тобой вкушу блаженство я, – закончил он, поднимая ее на ноги.
Она улыбнулась, ее глаза по–девичьи сверкали искорками.
– Думаешь, хозяин уволил бы нас, если бы знал?
Беквит покачал головой и нежно поцеловал ее.
– Судя по тому, чему я был сегодня вечером свидетелем, я думаю, он бы нам позавидовал.
Глава 14
«Моя дорогая Сесиль,
Как Вы посмели предположить, что моя семья может счесть Вас недостаточно знатной для меня? Вы – моя луна и звезды. Я всего лишь пыль у Ваших ног…»
* * *
На следующий день, вскоре после того, как часы пробили два часа дня, Саманта маршировала по холлу в своих практичных полусапожках, и выражение ее лица было таким решительным, что слуги разбегались с ее пути в разные стороны. Ее волосы были стянуты в строгий узел на затылке, а губы недовольно сжаты, словно она попробовала свои лимонные духи на вкус, вместо того, чтобы ими надушиться. Непривлекательному вырезу ее темно–серого платья удалось затмить даже намек на изящную лодыжку или красивые формы.
Она шагала по гостиной в ожидании Габриэля, ее старомодные юбки шелестели так, словно были накрахмалены. Ее настроение никак не улучшало и то, что ей было известно, что все ее ухищрения выглядеть респектабельно не произведут на Габриэля никакого впечатления. Зная его, она могла ждать в одних чулках и шелковой сорочке. Она обмахнулась рукой, ее зловредное воображение услужливо предложило ей головокружительное множество картин того, что он мог бы с ней проделать, если бы она была так одета.
Габриэль, в конце концов, вошел в гостиную прогулочным шагом в половине третьего, по дуге ощупывая тростью путь перед собой. Сэм наступал ему на пятки, держа в пасти потрепанный башмак.
Постукивая сапожком, Саманта впилась взглядом в часы на каминной доске.
– Предполагаю, что у вас нет никакого представления о том, насколько вы опоздали.
– Ни малейшего. Я ведь не вижу часов, – мягко напомнил он ей.
– Ох, – вырвалось у нее, и на мгновение она смутилась. – Тогда, я думаю, что нам лучше начать. – С неохотой прикоснувшись к нему, она схватила его за рукав рубашки и потащила его к началу своего рукотворного лабиринта.
Он застонал.
– Только не мебель снова. Я уже сто раз делал это.
– И сделаете еще сто, пока хождение с тростью не станет вашей второй натурой.
– Я предпочел бы практиковаться в танце, – сказал он, и его голос стал бархатистым.
– К чему практиковать навык, в котором вы уже дока? – парировала Саманта, легонько подталкивая его к мягкому дивану.
Когда Габриэль достиг конца лабиринта, тихо ворча что–то о Минотавре, его трость вдруг перестала встречать препятствия.
Нахмурившись, он провел тростью по широкой дуге.
– Куда подевался письменный стол, дьявол его забери? Могу поклясться, что он стоял здесь всего несколько дней назад.
В ответ Саманта обошла его спереди и толкнула французское окно от пола до потолка, открывая путь на террасу. Пронзительно тявкнув, Сэм выплюнул ботинок и пулей вылетел мимо них на улицу в погоню за воображаемым зайцем. Мягкий бриз с ароматом сирени проник в комнату.
– Поскольку вы, кажется, справились и с гостиной и с залом для танцев, – сказала Саманта, – я подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.
– Нет, спасибо, – категорично отказался он.
Озадаченная его отказом, она спросила:
– А почему нет? Вы же сказали, что вам наскучила гостиная. Вот я и подумала, что вам может понравиться перемена обстановки и немного свежего воздуха.
– Весь воздух, в котором я нуждаюсь, есть в этом доме.
Удивленная Саманта посмотрела на Габриэля. Он сжимал трость так, словно от нее зависела его жизнь, суставы побелели от напряжения. Его выразительное лицо было застывшим, левый уголок рта оттянут вниз. Легкое очарование прошлого вечера исчезло, оставив после себя напряженную маску.
У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что Габриэль не зол. Он испуган. Кроме того, подумав, она поняла, что со времени своего приезда в Ферчайлд–Парк она ни разу не видела, чтобы он выходил на солнечный свет.
Дотянувшись, она мягко вытащила трость от его руки и прислонила к стене. Она смело положила руку на его напряженное предплечье.
– Возможно, вашим легким и не требуется свежий воздух, милорд, но моим – да. И вы едва ли можете ожидать, что леди выйдет на прогулку в такой великолепный весенний день без сопровождения джентльмена.
Саманта знала, что рискует, обращаясь к галантности, которой он больше не интересовался. Но к ее удивлению, он неохотно накрыл своими пальцами ее и склонил голову в насмешливом поклоне.
– Никому не позволено говорить, что Габриэль Ферчайлд может в чем–то отказать леди.
Он сделал один шаг вперед, потом другой. Солнечный свет залил его лицо, словно расплавленное золото. Когда они переступили порог, он вдруг остановился. Она испугалась, что он сейчас повернет назад, но оказалось, что он просто сделал паузу, чтобы втянуть носом воздух. Саманта сделала то же самое, чувствуя запах свежевскопанной земли и опьяняющий аромат цветов глицинии, вьющихся по решетке рядом с ними.
Глаза Габриэля медленно закрылись, и она испытала желание сделать так же, чтобы полностью сосредоточить свои чувства на нежности нагретого солнцем бриза и щебете малиновки, ругающей своего супруга, с которым они вместе строили гнездо в ветвях соседнего боярышника. Но если бы она сделала это, она пропустила бы яркое и чувственное удовольствие, которое появилось на лице Габриэля.
