Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Тулина Светлана "Fannni"

Кюджюкбиркус села на скамейку, расставив в положенном порядке перед собой миски и баночки, склонилась над ступкой и усердно захрустела перетираемыми жжеными скорлупками грецкого ореха.

И окончательно успокоилась: теперь что бы кому бы ни сказала Фатима — а доказательств у нее никаких, ее слово против слова самой Кюджюкбиркус. Ничего не знаю, ничего не видела, сижу вот, тружусь в поте лица, урок выполняю. А Фатиме, наверное, затылок солнцем напекло, вот и мерещится всякое. И подружкам ее тоже.

Да и не станет Фатима жаловаться — особенно если подумает хотя бы немножко. Она хоть и глупая, но не настолько же! Ведь тогда придется объяснять, а что она сама делала на верхней галерее в урочное время? И где ее плошки-миски-ступки с приготовленными красками да притираниями?

И еще вопрос, кого после таких объяснений накажут больше!

______________________

ПРИМЕЧАНИЯ

Кюджюкбиркус — маленькая птичка.

Шветстри — белая женщина.

Валиде — мать правящего султана.

Шахзаде — сын султана.

Хасеки — любимая жена или наложница султана, мать наследника.

гедзе — та, на которую султан или шахзаде бросил благосклонный взгляд, выделив из прочих, но пока не пригласил переступить порога своей спальни.

икбал — наложница, которую султан один раз почтил своим вниманием и позволил переступить порог своей спальни.

кадине — мать сына султана.

Кёсем — единственная, самая любимая жена или наложница султана.

гедиклис — младшие ученицы в школе наложниц.

калфу — наставницы в школе наложниц.

Кызляр-агасы — старший евнух.

Дар-ас-Саадет — Сад Наслаждений и Цветов, Сад Тысячи Наслаждений, женская часть дворца.

илыклык — первый, “холодный” зал банного отделения, с фонтаном и скамейками для отдыха.

Харарет — горячий банный зал со специальным нагретым массажным столом из цельного камня.

хола — детская одежда, что-то вроде открытой короткой туники.

Танцуй и смейся - и счастье не сможет пройти мимо!

Маленькая Птичка (Кюджюбиркус), бывшая Шветстри Бхатипатчатьхья

________________________________________________

Прекрасен султанский дворец славного города Истамбула, прекрасен и удивителен. Дивным многоярусным ожерельем рассыпались его павильоны, беседки, минареты и крылья, соединенные ажурными крытыми переходами и мостиками, на изумрудном бархате многочисленных садов и парков, сверкая драгоценной мозаикой и преломляя лучи восхищенного солнца многоцветием витражей.

Прекрасен султанский дворец и огромен, словно целый город. И, как и любой город, поделен на районы и сферы влияния, частью видимые любому пытливому глазу редкого гостя из внешнего мира, обозначенные четко и прописанные чуть ли не законом пророка, частью внятные лишь обитателям, да и то далеко не всем.

Как и в любом городе, легко в нем пропасть постороннему человеку, незнакомому с внутренним уставом и негласными правилами — в чем-то едиными, а в чем-то и различными для каждого дворцового сектора, части, крыла, павильона. Легко пропасть постороннему, нарушив то или иное негласное правило, настолько естественное для любого дворцового обитателя, что о нем даже как-то и странно было бы говорить кому-либо, тем более постороннему.

Остры сабли у застывших в карауле охранников-янычар, и не просто так украшает острая сталь расшитые золотом пояса, и изукрашенные самоцветами рукояти сами прыгают в руку, случись вдруг какое непотребство или нарушение. Да и просто заблудиться в путаной паутине переходов и галерей тоже несложно, в толстых каменных стенах много тайных ходов, часть которых ведет в подземные катакомбы, мрачные каменные мешки или к ловушкам, о которых ходят внушающие трепет слухи среди младших гедиклис.

А еще в темных дворцовых коридорах можно столкнуться с призраком, что оставляет кровавые отпечатки ладоней на старых шершавых камнях — и горе тогда постороннему, не успевшему вовремя убежать. Ибо, если верить шепчущимся по углам служанкам, призрак этот милостив лишь к тем, в ком течет священная кровь Османа Великого, всем же остальным такая встреча грозит неминуемой гибелью. Впрочем, туда им и дорога, остальным, нечего делать наглым посторонним во дворце повелителя славной османской империи.

Прекрасен и великолепен султанский дворец, но прекраснее и великолепнее всего женская его половина, центральная часть, средоточие сердца, что носит чарующее имя Дар-ас-Саадет. Жемчужина из жемчужин, драгоценность из драгоценностей, где под сенью отягощенных плодами деревьев и лоз проводят дни и ночи в холе и неге наипрекраснейшие девы подлунного мира, чье единственное стремление — как можно лучше исполнить волю султана, ублажая его самого и его приближенных. И красота этих дев сравнима лишь с красотою небесных гурий, и это столь же несомненно, как и то, что внутренние сады Дома Тысячи Удовольствий уступают разве что райскому саду аль-Джааннат, куда после смерти попадают души праведных, дабы вечно вкушать положенные им наслаждения.

Впрочем, даже если и уступают сады Дар-ас-Саадет райским, то ненамного. Ибо таких садовников, как те, что любовно пестуют сплетающиеся кронами или разбросанные по отдельности в тщательно продуманном беспорядке деревья и кусты во внутренних двориках женской половины дворца, было бы не совестно предложить в бостанджи и самому Аллаху.

* * *

Кюджюкбиркус всегда знала, что она особенная, даже еще когда была Шветстри. Ну, может быть, и не самая лучшая, гордыня вредит хорошей перчатке, но уж особенная — это точно. Быть перчаткой многорукой богини — и само по себе честь высокая, тетя Джианнат позаботилась о том, чтобы маленькая Шветстри крепко-накрепко это усвоила и преисполнилась благодарности судьбе.

Тяжело колесо сансары, много в нем спиц, и каждая пронзает чью-то жизнь, пришпиливая ее к ободу мирозданья. Кого-то удачно, кого-то не очень. Кюджюкбиркус повезло — давно еще, при рождении, ведь далеко не каждую нежеланную дочь кладут на ступени храма Кали, той, что обрывает жизни и разрушает людьми сотворенное. Ну разве что мать и сама из тайных служительниц-перчаток, тогда да, тогда нет для ее дочери (и тут уже перед лицом многорукой богини совершенно неважно, насколько была желанна или же нежеланна та дочь) иной судьбы, а мужу — если есть таковой — будет сказано, что ребенок родился мертвым. Увы, дорогой, так получилось. Он вряд ли особо расстроится — мужчины и сыновей-то замечать начинают, лишь когда с ними становится возможным попрактиковаться в стрельбе из лука или в кулачном бою. Дочери же для них вообще обуза, лишняя нахлебница на десяток лет, и тут уж если умерла — так умерла. Всем же лучше.

Да, такое тоже вполне могло быть — и это только подтверждало особенность и избранность Кюджюкбиркус. Не просто случайная перчатка, а потомственная служительница из тайной касты! Конечно же, наверняка именно так все и было, и ее судьба предопределилась задолго до рождения. Как и судьба ее матери, которую она никогда не видела, и судьба матери матери. Наверняка, иначе и быть не могло. И так далее до начала времен — «руки Кали» никогда сами не воспитывают своих дочерей. Их отдают в другие храмы, другие семьи, часто даже в другие касты, — но рядом всегда будет женщина из посвященных, которая приглядит и научит всему, что необходимо знать и уметь правильной перчатке.

По мере взросления Шветстри получала немало подтверждений своей избранности перед глазами богини, но окончательно убедилась, когда попала в благословенный Дар-ас-Саадет.

Сад Тысячи Наслаждений, иначе и не назовешь! Будь трижды по тридцать три раза благословенна жадность папы-Ритабана! И да вовек не потеряют зоркости глаза шустрого торговца живым товаром Пурушоттама, — вот уж действительно «лучший человек», сумевший разглядеть истинное сокровище на обочине грязной дороги, ведущей прочь из Калькутты! Той самой обочине, на которой остановил свой маленький караван папа-Рит, утомленный гашишем и скаредностью столичных жителей.