Кристиан (СИ) - Тюрина Елена Александровна
Но эта фраза ничего не объяснила дочери князя, а лишь сделала в ее глазах самурая еще более странным и загадочным юношей.
По левую сторону от дороги показалось какое-то селение. Но к удивлению девушки, самурай не свернул туда, а направил коня в противоположном направлении. Кажется, он точно знал, куда нужно ехать. Лишь когда они оказались достаточно далеко от крестьянских домов, Ихара спешился, сказал ей ждать здесь, а сам направился в деревню. Вернулся он с кувшином козьего молока, детским молочным рожком и рисовыми лепешками. Наконец-то удалось накормить младенца, который сразу заснул.
Путники продолжили движение. Вскоре Мана задремала, прижавшись щекой к спине своего спасителя и охранника. Но через некоторое время изменившийся стук копыт коня разбудил ее.
– Мы выехали на д-дорогу, – не оглядываясь, ответил Ихара на ее вопрос.
Теперь опасность возросла. На дороге можно встретить кого угодно. И хотя у Ихары при себе меч и лук, его положение в случае боя очень усложняли Мана и ребенок. Гром, грозно клокотавший где-то позади весь день, все-таки нагнал их. Уже начинало темнеть, когда погода сильно испортилась. Небо вспыхивало молниями то там, то тут. Вся природа тяжело дышала грозой, словно усталый хищный зверь.
Мана заметила, что Ихара направил коня в сторону, – по тропинке, ведущей в лес. Но как оказалось, это был не просто лес, а скорее ухоженный большой сад. Здесь был даже лотосовый пруд! Откуда такая красота в столь отдаленном месте? Деревянный дом, который увидела девушка из-за плеча самурая, был довольно небольшой, аккуратный. Он утопал в зелени и цветах, запах которых окутывал все пространство вокруг здания и внутри него.
Встретившие их слуги, кажется, совсем не удивились приезду самурая. Мана даже подумала, что они хорошо знают его.
Девушку завели в дом и оставили в одной из комнат. Она слышала, как снаружи Ихара говорил с кем-то приглушенным голосом. Он периодически слегка запинался, поэтому Мана и сделала вывод, что говорит именно ее спутник, хотя и не разобрала ни одного слова.
Затем вошли служанки, забрали младенца. Девушка заметила, что с ней обращаются также, как дома, значит, знают кто она. Не опасно ли это? Где же Ихара? Стараясь сохранить спокойствие, Мана, пока ее освобождали от мужской одежды, обмывали ее тело душистой водой, и облачали в розовое кимоно, постоянно оглядывалась к двери. Но оттуда никто не появлялся, кроме сновавшей вокруг нее прислуги.
Только когда туалет девушки был окончен, перед ней появилась хозяйка этого удивительного места. Дочь кага-хана с ужасом осознала, что оказалась в доме гейши. Перед ней стояла невероятно красивая молодая женщина. Лицо ее было почти кукольным, а из замысловатой прически торчало множество палочек-шпилек. Шелковое кимоно украшал рисунок в виде танцующих журавлей, а пояс был завязан уникальным способом, что являлось главной отличительной чертой женщин, в совершенстве владевших искусством Эроса.
И хотя хозяйка поклонилась ей, приветствуя дочь владетеля этих мест, Мана почувствовала себя скованно рядом с такой роскошной красавицей. Потягаться с ней могла бы только тетушка Шинджу, но кто знает, что с ней теперь стало…
Амайя Кин – так звали приютившую их женщину. Рядом с хозяйкой неподвижно стоял Ихара. Без доспехов и оружия он сейчас выглядел не так внушительно. Таким его дочь князя Иоири никогда не видела. Темные волосы, теперь не стянутые в косу, а свободно лежавшие на плечах, оказались довольно длинными и к тому же слегка вились. Нижняя часть лица чуть потемнела от проступившей щетины. У японцев растительность на лице была явлением гораздо более редким, чем у европейцев, и вообще считалась признаком варварства. В начале века власть в стране захватил Токугава Иэясу. Теперь, в эпоху Эдо, когда правил его потомок, было принято ходить с выбритыми щеками и подбородком. Ману удивило, как украшает эта странная растительность Ихару, делая его светлые зеленые очи еще ярче.
Поздней ночью Мана открыла глаза и услышала отдаленные звуки флейты-фуэ – одного из излюбленных инструментов гейш, а также нежный женский смех. Заглушила эти звуки наконец прорвавшая небо гроза. Девочка зажмурилась, чувствуя, как глаза отчего-то наполняются слезами обиды. Ее юное сердечко впервые уколола когтями ревность…
***
Устрашающего вида человек с мечом наперевес сгреб в охапку Амайю и зажал ей рот. Это было первое, что увидел Ихара, открыв глаза. Его тут же схватили несколько рук и прижали к футону[1], не давая возможности пошевелиться.
– Где младенец и девчонка? – отрывисто спросил незнакомец.
Касэн дернулся, пытаясь вырваться, но это было бессмысленно. Его застали врасплох! Он позволил себе расслабиться, и теперь дети его господина могут погибнуть. Во дворце Иоири было достаточно стражи, были соловьиные полы, по которым невозможно пройти беззвучно, и все равно он не выстоял перед воинами Токугавы. Здесь же и подавно их ничего не спасет.
Когда из-за спин самураев вышел сам сегун собственной персоной, Ихара даже не удивился. Он понимал, что охота на наследника мятежного князя будет серьезная. Но Касэн и подумать не мог, что их найдут здесь.
Двери раздвинулись и послышался какой-то шум. Ихара увидел, как округлились глаза Амайи. Сам самурай из своего положения не видел, что произошло, и мог только догадываться. Как он и думал, стражники привели Ману. Напуганная девушка пыталась плотнее завернуться в кимоно, с ужасом обводя взглядом помещение. Она вскрикнула, когда сюда же втолкнули служанку, державшую на руках ее новорожденного брата.
Токугава подошел к напуганной женщине, грубым движением распеленал младенца и презрительно хмыкнул.
– Все-таки мальчишка… Не хочу, чтобы в будущем он наложил лапы на мои земли. Убить его, – сказал он своим людям.
Мана громко завизжала, выкручиваясь из рук солдат. У нее сердце оборвалось, когда какой-то солдат выхватил у служанки ребенка и тут же разрубил его мечом.
– Будьте вы прокляты! Мой отец прикончит вас! – бросила она с ненавистью.
Сегун жестом остановил одного из своих самураев, собиравшегося зажать девушке рот. Он подошел ближе, взял ее за подбородок и поднял к себе лицо дочери кага-хана.
– Красивая и смелая. Ты не представляешь для меня и моих земель никакой угрозы. А вот такая жена моему сыну была бы как раз кстати.
– Мой отец никогда в жизни не допустит этого!
– Твой отец, как и твоя матушка, ушли в мир иной. Их погребли с почестями. Ты можешь гордиться родителем, он достойно защищал свои владения. Но теперь хозяин здесь я.
Мана оцепенела. Ее мутило, глаза наполнились слезами, которые стали беззвучно скатываться по гладким девичьим щекам. Она уже не сопротивлялась, и, кажется, больше ничего не видела и не слышала, находясь в прострации. Ее жизнь, ее будущее, ее мечты обернулись пеплом…
– Госпожа Кин, – Токугава обратился к изумленной гейше вежливо, несмотря на то, что она также находилась в руках его воина и не имела возможности пошевелиться или сказать хоть слово. – Дочь покойных Айано и Изаму Иоири останется здесь. Ты воспитаешь из нее ту, что будет достойна разделить ложе с моим сыном. Она должна будет знать искусство гейши и ее кротость, но не быть гейшей. Ни один мужчина не прикоснется к ней – за этим я приказываю тебе строго следить. Иначе поплатишься жизнью. Как и она.
Потом он повернулся к Мане. Всего лишь напуганная девчонка! Она сделает все, чего он потребует. Страх и женская покорность возобладают над гордостью и ненавистью. И сын его, Юкайо[2], очень хорош собой. Может быть, все у них сложится, и Мана станет ему хорошей женой.
– Наша вражда с твоим отцом в прошлом. Брак состоится через год. Этого времени тебе хватит, чтобы научиться во всем угождать мужчине. Союз этот поможет мне заткнуть рты недовольным жителям Канадзавы, почитавшим своего князя. Также они любят и тебя. И когда узнают, что я не только сохранил тебе жизнь, но и дал достойное твоего происхождения положение, то смирятся с моей властью над ними.
