Елена Арсеньева - Возвращение в никуда (Нина Кривошеина)
Еще во время войны дела свели Алексея Павловича Мещерского с юрисконсультом Валерианом Эдуардовичем Гревсом. Вскоре Гревс был приглашен к Мещерским домой.
Несколько позднее он представил им свою жену, Елену Исаакиевну, урожденную Достовалову, из семьи сибирских купцов-староверов. На восемнадцать лет моложе Гревса, она была его третьей женой (а было их у него всего четыре, и все они приводили ему своих детей от предыдущих мужей, так что разобраться, кто там был кто, было почти немыслимо). Елена Исаакиевна принадлежала к типу кустодиевских красавиц. Конечно, семи пудов она не весила, однако была заметно полнее иных петербургских дам. Она была очень мила — с маленькими и изящными ногами и руками, со светло-пепельными волосами, причесанными на гладкий пробор, с прекрасным, нежным цветом лица и серо-голубыми глазами. Походка, говор, манера сидеть за столом и есть с видимым удовольствием вкусные вещи и особенно пить хорошее вино, нечто наглое в будто скромном ее облике давали ей особенную «земную» привлекательность. Она или покоряла — и навеки! — мужчин, причем сразу же, в первый момент (что и случилось с Мещерским, который в первый же вечер, когда ее увидел, решил, что разведется и женится на ней!), или же, наоборот, могла вызвать самые неприязненные к себе чувства, и тоже бесповоротно.
Мещерскому было в то время пятьдесят — самое время для мужчины ощутить, что остаток жизни он не может прожить только из чувства долга! Какое-то время они тайно встречались, а потом… Именно в те дни, когда началась стрельба, и митинги, и мятежи, когда по улицам стало опасно ходить, Мещерский и Елена Исаакиевна сошлись на тайное свиданье, после которого решили уже не расставаться.
Как ни странно, Нина отца не осудила, считая, что достаточно он вытерпел семейных ненастий и бурных сцен за двадцать лет и что он имел право наконец выбрать себе другую судьбу. Мещерский оставил бывшей жене в полное владение доходный дом на Кирочной в Петербурге, чем она, конечно, была вполне обеспечена. А сам переехал с Еленой Исаакиевной в Москву.
Оттуда весной 1918 года и пришла весть о том, что он арестован большевиками и ему грозит расстрел. А дело в том, что Мещерский отказался сотрудничать с советской властью при попытке введения «государственного капитализма», при котором бывшим собственникам предприятий доставалась роль наемных работников на жалком жалованье.
Сначала на свидание с ним съездила мать Нины, а потом она сама. Причем Нина была убеждена, что очень просто сумеет добиться освобождения отца. Потом она почти с ужасом вспоминала свою самоуверенность и наивность, не сказать — глупость…
Москвы Нина тогда совсем не знала. После Петербурга старая столица показалась непонятным городом, хотя и она была чрезвычайно живописна. А вид Красной площади, густо засыпанной, как ковром, шелухой от семечек, ее потряс. Сперва она побывала на Лубянке в ВЧК, где выдавались пропуска на свидания с заключенными, там велели прийти через день. Но она решила не тратить времени и поехала… в Кремль.
У ворот Кремля стояли солдаты с винтовками, совсем молодые парни. Нина подошла и все повторяла:
— Пустите, товарищи, мне по очень важному делу.
— Всем по важному. А что у тебя за дело?
Тогда она впервые услыхала московское, вернее, пролетарское «ты», которое в Петрограде еще не было в ходу.
— У меня отец арестован, я из-за этого приехала!
И ее вдруг пропустили, сказали:
— Ну ладно, чего там, уж раз отец, понятно.
Нина сообразила, что надо идти в большое белое здание. Вошла туда свободно — часовые, видимо, думали, что у нее есть пропуск, — и поднялась на второй этаж. Там на площадке сидела за столиком барышня, и она спросила:
— Ваш пропуск?
— Видите ли, я прошла так, я бы хотела поговорить с товарищем Бонч-Бруевичем про моего отца: он по ошибке арестован, я нарочно приехала из Петрограда, позвольте мне подождать немного.
— Поймите, — сказала барышня, — здесь нельзя быть без пропуска, я не могу вам позволить здесь оставаться.
Так они говорили каждая свое, но вот издали по коридору послышались мерные тяжелые шаги, и медленно, в длинной шинели чуть не до пола, в краснозвездном башлыке, с оружием через плечо подошел очень высокий красный курсант.
Воцарилось молчание, дежурная барышня побледнела, и Нине тоже стало жутковато. Очень ровным официальным голосом курсант обратился к ней:
— Предъявите ваш пропуск.
Она не могла ни слова сказать, ни двинуться, и вдруг дежурная сказала:
— Пропуск у меня, товарищ, я уже взяла его.
Секунда молчания, и курсант так же медленно и четко продолжил свой караул по кремлевскому коридору.
Нина упала на ближайший стул, глядя на барышню и благодаря ее глазами. Отчетливо поняла, что та, быть может, жизнь ей спасла…
Вскоре появился высокий немолодой человек в пенсне, с бородкой — В.Д. Бонч-Бруевич, который в то время был секретарем Совета народных комиссаров. Нина так и кинулась к нему со своей просьбой. Однако « Бонч-Бруевич поспешно ушел в свой кабинет, сказав:
— Я ничего не могу поделать, вы напрасно думаете… Ваш отец виноват в тяжких преступлениях, он будет отвечать по всей строгости наших законов, советую о нем больше не хлопотать, все равно ничего не изменится.
Не чуя ног, Нина добежала до ворот, боясь, вдруг караульные сменились. Там стояли двое других солдат, но и прежние тоже.
— А мы нарочно ждали, — сказал один из них, — а то ведь эти-то тебя не знают — могли и не выпустить.
Ей так странно показалось: такие же люди, как эти солдаты — народ, — заключили ее отца в тюрьму и грозят ему расстрелом.
Как будто каждый человек по отдельности может быть добр, а вместе… Вскоре она опять столкнулась с необъяснимым сочувствием людей.
Нина получила пропуск в Бутырскую тюрьму на свидание с отцом. Ехать надо было на трамвае, но вагоны до отказа набиты, толпа втискивалась молча, жестоко, и Нина не могла войти. Рядом с ней топтались два солдата, оба бородатые, но не старые. Она взмолилась:
— Товарищи, попятите мне влезть, а то я очень спешу.
Те засмеялись:
— Все спешат, не ты одна!
— Да мне на свидание, в тюрьму. Там отец, а у меня пропуск пропадет.
— Так бы и сказала, это дело другое.
Подошел трамвай. Один солдат подхватил Нину за талию, другой начал работать кулаками, и все трое внеслись, будто по воздуху, в трамвай. А потом они снова всех растолкали, спустили Нину на тротуар и навеки исчезли из ее жизни, уехав дальше в дребезжащем вагоне…
Нина повидалась с отцом, а потом еще пыталась предпринимать какие-то нелепые шаги по его освобождению, пока бывший управляющий Коломенским заводом, у которого она остановилась в Москве, не сообщил ей, что Елена Исаакиевна хочет с ней повидаться.
