Сандра Паретти - Роза и меч
Перан раздражал Летерпа, но он промолчал. Потому что не хотел связываться со старым воякой, который слыл в отряде за ненормального. А тот еще ближе подошел к нему:
– Партизанская война! Понимаешь… Надо сделать, как русские: все поджечь, чтобы врагу ничего не досталось. – Не мигая, он смотрел в догорающий костер, и в его пьяной голове зрело решение…
2
Арси-сюр-Об все еще полыхал. Каролина прижалась лицом к окну кареты. Перед ее глазами стояли картины их отъезда… Симон, согнувшийся под тяжестью кофра; отец с огромной связкой ключей, закрывающий все двери и ворота; плачущая Марианна с красным шерстяным платком на плечах, их верная ключница и мастерица на все руки, бредущая в ночи, чтобы найти пристанище в доме своего брата. И, наконец, Месяц, ее любимый вороной жеребец с белой звездой на лбу, радостно заржавший, когда Симон вывел его из конюшни и пристегнул к лошади Альбера.
За окном мелькали лоснящиеся конские крупы, разноцветные мундиры, время от времени появлялось напряженное, измученное бессонной ночью лицо Альбера.
Три кареты для Наполеона, карета и хозяйственные повозки графа ехали по парку, прилегающему к замку Розамбу. В этих местах Каролина выросла, сюда ее семья выезжала из Парижа каждое лето, а иногда проводила и зиму, как в этом году. На посыпанных гравием дорожках мама учила ее ходить. В пруду около турецкого павильона они со старшим братом купались в жаркие дни и однажды она чуть не утонула. Ее спас Филипп. А вот каменные изваяния у фонтанов в конце парка… Ребенком она горько оплакивала их, думая, что это заколдованные люди. Как давно это было…
Они миновали парк и выехали на открытую местность. Вдоль ручья был сооружен свод из Ветвей, сплошь увитый дикими розами. Там Альбер впервые поцеловал ее, там под его ласками в ней впервые проснулась женщина.
Ночь была холодной. Каролина протерла запотевшее окно. Альбер по-прежнему скакал рядом с каретой. Она пыталась разглядеть его лицо, но не могла различить ничего, кроме темного силуэта на фоне полыхающего неба. Каролину знобило, и вдруг ее охватил ледяной, полный дурных предчувствий страх за своего жениха. Ей захотелось остановить карету, вскочить на Месяца и поскакать рядом с Альбером!
Отец сидел напротив, держа руки на коленях, погруженный в свои мысли. Он, воин по природе, не знавший поражений, вынужден теперь быть в стороне – годы и болезни от старых ран сделали свое.
– Война – это что-то ужасное! – Каролина чувствовала себя вытолкнутой в холодный, неуютный мир, наводивший на нее уныние.
Когда отец откликнулся из темноты, ей стало немного легче.
– Конечно, ужасное, но одновременно и человеческое. Ведь человечество воюет испокон веков. Во всем живом изначально существует это стремление к борьбе, между всеми людьми, даже любящими друг друга. – Немного помолчав, он продолжил. – Твоя мать была тихой, кроткой женщиной, но я уверен, что в каждой своей молитве она просила Бога, чтобы он обуздал меня. Она хотела видеть меня более мягким, покладистым и даже слабым… А я хотел оставаться самим собой. Это тоже борьба…
– Я просто не могу понять, почему Господь допускает вражду, войны, этот жуткий хаос? Может, он забыл о нас? – Каролина сама удивилась своим словам.
– Прекрасно понимаю твои сомнения. И тебе еще частенько придется сомневаться в справедливости мира. Но все испытания нам посланы свыше. Достаточно, если Бог будет напоминать о себе раз в двести лет – в людях, в которых все велико: и разум, и мужество, и сердце…
Дорога сделала крутой поворот, с которого в последний раз можно было увидеть замок Розамбу. Каролина открыла окно. Альбер тут же придержал лошадь и склонился к ней. Его голос был полон нежности:
– Ночь прохладная, ты не замерзнешь?
Но Каролина не услышала его. Там, где стоял замок с широким, мощным фасадом и круглыми сторожевыми башнями, в ночном небе полыхало зарево пожара. Розамбу горел! Филипп! Не раздумывая ни секунды, Каролина распахнула дверцу кареты.
– Остановись, Симон! – громко крикнула она и уже опустила ногу на подножку, но отец оказался проворнее.
Схватив за плечи, он втянул ее обратно в карету. Дверца резко захлопнулась.
– Что это значит, черт подери? Хочешь себе руки-ноги переломать?
– Розамбу горит! Посмотри же! Я должна вернуться!
Граф оглянулся.
– Чего ты хочешь? Вернуться ради какого-то горящего каретного сарая? Опомнись!
Ему не понять ее. Ведь он не знает того, что знает она. Каролина отчаянно попыталась вырваться.
– Пусти меня, иначе пожалеешь! – В этот момент он был не отцом, а лишь чужой силой, столь же враждебной, как огонь, который сожрет Филиппа…
Граф ошеломленно посмотрел на дочь и опустил руки. Симон остановил лошадей, и Каролина спрыгнула на землю.
– Скорей моего коня! Отвяжи Месяца!
Она уже собиралась вскочить на вороного жеребца, но тут отец заломил ей за спину руки.
– Каролина! Не делай глупостей! – Крепко держа ее заломленные руки, он подтолкнул дочь к карете. – Давай трогай, Симон! – И к Каролине; – Вперед, залезай! – Мертвая хватка, которой он сжимал ее запястья, вызывала у Каролины такую боль, что ей хотелось кричать, но она только стиснула зубы.
– Филипп в Розамбу, он заперт в башне! – Произнесла она с отрешенным спокойствием, не заботясь о том, что ее услышит Летерп.
Сейчас Филиппа могла спасти только правда.
– Филипп?! – Отец мгновенно отпустил ее.
– Да, Филипп. Я сама спрятала его там, в маминой башне, – от тебя!
На какой-то миг граф оцепенел. Значит, то, что он подозревал все это время, но в чем не хотел себе признаться, – правда. Его сын, сын наполеоновского генерала де ля Ромм-Аллери – дезертир! Спрятанный в собственном доме!
Каролина увидела, как окаменело лицо отца – сейчас он вынесет смертный приговор, как тогда, в охотничьей хижине замка, когда нашли семнадцатилетнего сына арендатора, который дезертировал. «Дезертир расплачивается своей жизнью», – сказал он родителям юноши и заставил их выдать его военно-полевому суду. Каролина, затаив дыхание, смотрела на отца.
– Я сам поскачу туда.
– Возьми меня с собой! – попросила она.
Он покачал головой.
– Это касается только нас с Филиппом. Поезжайте потихоньку дальше, не ждите.
Каролина молча кивнула. Она пыталась прочитать по лицу его мысли. Что он сделает? Как поступит? Будет ли сам судить Филиппа? Отец легко вскочил на лошадь и галопом помчался назад. Летерп, молчавший все это время, подошел к Каролине.
– Почему там оказался Филипп?
Она не ответила. Только до боли в глазах всматривалась в даль, пытаясь разглядеть, что горит. Кажется, как раз именно часовня и башня. Каролина закрыла лицо руками.
