Барбара Картленд - Неотразимый Кавалер
Он почувствовал угрызения совести, что не отправился в Пайори раньше, как его просили. Письмо было откровенно настойчивым, однако показалось ему не заслуживающим внимания в сравнении с прелестями Лианы и массой светских забот, которые занимали его в то время.
Лорд Мельбурн постарался восстановить в памяти это письмо. Оно было написано женщиной, о которой он никогда не слышал — Клариндой Вернон. Кто она?
У сэра Родерика не было дочерей, и когда лорд Мельбурн последний раз навестил его, в Пайори не было никого, кроме старика, очень огорченного тем, что его сын Николас редко покидает Лондон, чтобы навестить свои поместья, которые он однажды унаследует.
Николас разочаровал своего отца. В Лондоне он попал в дурное общество, и лорд Мельбурн крайне редко встречал его, а встречая, делал все возможное, чтобы избежать.
О поведении Николаса ходили какие-то странные разговоры, но лорд Мельбурн не смог их сейчас вспомнить. Он знал только, что больше уже не испытывает никаких чувств к своему другу детства, и действительно, со времени окончания Оксфорда они вряд ли обменялись и двумя словами.
Так что же написала эта женщина в своем письме?
«Мой дядя, сэр Родерик Вернон, серьезно болен и очень желает увидеться с Вашей Светлостью. Смею ли я просить Вас навестить его при первой возможности?
С уважением, милорд, Ваша Кларинда Вернон».
Письмо не сообщило ему ничего помимо того, что старик был болен.
Я должен был ехать на прошлой неделе, — сказал себе лорд Мельбурн и пустил коней быстрее, словно еще не поздно было наверстать упущенное время.
Не останавливаясь в Мельбурне, хотя ему страстно хотелось сделать это, он направился прямо в Пайори. От Лондона туда было меньше двух часов пути, и когда лорд Мельбурн свернул к старинным чугунным воротам, он с удовлетворением заметил, что, несмотря на скорость, с которой мчались его лошади, они прекрасно перенесли дорогу и были бодрыми.
К дому вела аллея, обсаженная древними дубами, чьи смыкающиеся вверху кроны образовывали зеленый туннель. Лорд Мельбурн свернул на эту аллею и вдруг внезапно увидел, что кто-то движется ему навстречу.
Это оказалась женщина верхом, и лорд Мельбурн почти машинально отметил, что она великолепно держалась в седле, однако ехала она прямо посредине аллеи и не делала никаких попыток свернуть в сторону и пропустить фаэтон.
Затем, к своему удивлению, он обнаружил, что всадница остановила свою лошадь и стала ожидать его приближения, понимая, что ему тоже придется осаживать своих коней.
Женщина ждала его, сидя в седле в такой надменной позе, что лорд Мельбурн определенно почувствовал раздражение. Она не поднимала головы, она просто ждала; и ему пришла в голову абсурдная мысль свернуть на газон и проехать мимо всадницы. Но затем, словно подчиняясь ее немому приказу, он натянул поводья.
Не торопясь, женщина двинула свою лошадь вперед и подъехала к нему, остановившись рядом с фаэтоном. Даже верхом она оказалась ниже милорда, и ей пришлось смотреть на него снизу вверх.
С первого же взгляда лорд Мельбурн был поражен ее красотой. Так же он отметил — а он превосходно разбирался в женских туалетах — что на ней был надет очень старый костюм, вышедший из моды, однако потертая зелень бархата подчеркивала белизну кожи всадницы.
Лорд Мельбурн подумал, что ему никогда не доводилось встречать девушку с такой белой кожей, но затем, взглянув на ее волосы, он все понял. Волосы были рыжими — и в то же время золотыми — хотя в этом он не был уверен.
Волос такого оттенка он никогда раньше не видел, даже не предполагал, что такие бывают — золото налившихся злаков с ярко-красными отблесками пламени лесного пожара. Завязанные в старомодный пучок на затылке, они светились в солнечных лучах. Женщина была без шляпы.
Она очень маленькая, подумал лорд Мельбурн, отметив, что у нее крошечное лицо, в форме сердечка, с острым подбородком, а глаза огромные. Странные глаза для рыжих волос, темно-синие, как штормовое море, вместо ожидаемых карих с зелеными крапинками.
«Она прекрасна, невероятно прекрасна», — сказал про себя лорд Мельбурн и приподнял цилиндр, а юная всадница произнесла холодным тоном без тени улыбки:
— Вы — лорд Мельбурн?
— Да.
— Я — Кларинда Вернон. Я писала вам.
— Я получил ваше письмо, — сказал лорд Мельбурн.
— Я ожидала вас на прошлой неделе.
Это было обвинение, и лорд Мельбурн почувствовал, что напрягся.
— Сожалею, что не имел возможности так быстро покинуть Лондон, — ответил он.
— Несмотря на это, вы все же успели.
Он поднял брови.
— Я должна поговорить с вами наедине.
Он бросил на нее удивленный взгляд, полагая, что они и так одни. Затем он вспомнил про конюха, сидевшего сзади в фаэтоне.
— Джесон, займитесь, пожалуйста, лошадьми.
— Хорошо, милорд.
Соскочив на землю, конюх отправился к ведущей и взял ее под уздцы.
— Следует ли нам вести разговор так или мне лучше спуститься? — предложил лорд Мельбурн.
— Можно так, — ответила девушка, — если ваш слуга не станет подслушивать.
— Он не станет подслушивать, — ответил лорд Мельбурн, — к тому же ему можно доверять.
— То, о чем я сейчас буду говорить, не предназначается для ушей слуг, — заметила Кларинда Вернон.
— В таком случае, наверное, мне лучше сойти вниз, — сказал лорд Мельбурн.
Не дожидаясь ее ответа, он грациозно спрыгнул на землю. После такого продолжительного сидения без движения размять ноги было истинным облегчением.
— А как насчет вашего коня? — спросил лорд Мельбурн. — Не желаете ли, чтобы Джесон подержал и его?
— Зимородок будет стоять спокойно, — ответила девушка, и не успел лорд Мельбурн предложить ей свою помощь, как она уже спустилась на землю с такой легкостью, что, казалось, просто выпорхнула из седла.
Закинув поводья на луку седла, она развернулась и направилась по аллее в тень развесистого дуба. Лорд Мельбурн последовал за ней.
Девушка действительно была крошечной, еще меньше, чем она казалась верхом на лошади. Ее талия, даже скрытая плохо сшитым костюмом, производила такое впечатление, будто ее можно запросто обхватить двумя ладонями, а ее светящиеся волосы, когда она удалялась от него, напоминали блуждающие огоньки, заманивающие человека в опасную трясину.
Лорда Мельбурна развеселила игра его воображения.
«Проклятие, я становлюсь романтиком», — подумал он.
Определенно он не ожидал найти в Пайори ничего настолько утонченного, настолько необычного и, в общем-то, настолько прекрасного.
