Мэдлин Бейкер - Запретное пламя
Несмотря на все это, гордость заставила его поднять голову, и он не сводил глаз с земли на востоке, где яркий рассвет возвещал о наступлении нового дня. Небо светлело, превращаясь из бледно-серого в ярко-золотое, и, наконец, взорвалось всеми оттенками красного, когда показалось солнце.
«Вакан Танка, дай мне силу и смелость», – взмолился Крадущийся Волк, когда Уайли ухватился за свободный конец веревки, а мужчина по имени Лютер потянулся за поводьями лошади. Крадущийся Волк почувствовал металлический привкус страха во рту, представив, как лошадь двинется из-под него и он упадет. Если повезет, смерть придет сразу. Если нет – он медленно задохнется.
Во рту у Кэтлин стало сухо, когда она попыталась представить себе, о чем думает сейчас этот индеец, что чувствует человек, когда смерть от него на расстоянии одного биения сердца, когда он знает, что на помилование нет надежды. Она всмотрелась в лицо индейца, застывшее в своей бесстрастности, и сочувствие, которое она начала было испытывать, прошло. Ее братья были убиты дикарями-разбойниками, именно он виновен в их гибели.
Бренден Кармайкл, владелец ранчо «Сэкл Си», невольно восхищался индейцем, который встречал смерть смело и спокойно. Хоть он и не питал особой любви к индейцам, ему неожиданно показалось несправедливым вешать человека, даже не дав ему возможности сказать хоть слово, признать свою вину перед тем, как уйти к Творцу.
– Стойте! – прорезал тяжелую тишину голос Кармайкла. Он подъехал к осужденному на смерть и остановил перед ним лошадь. – Говоришь по-английски?
Крадущийся Волк утвердительно кивнул. К мужчине присоединилась девушка. Он знал, что в руках этих двоих его жизнь и смерть, но он не отвел взгляда с таявших ярко-красных пятен на востоке. Этот цвет говорил ему о крови и о смерти – о его крови и его смерти…
– Почему ты украл коня моей дочери? – потребовал ответа мужчина.
Крадущийся Волк облизал кровоточившие губы. Он перевел взгляд с горизонта на девушку и обнаружил, что не в силах оторваться от пары темно-зеленых глаз, опушенных длинными золотистыми ресницами. «Несмотря на свою грубую одежду, она прекрасна», – невольно подумал он.
– Я не крал лошади, – с усилием шевеля распухшими губами и морщась от боли, произнес он. Он знал, что они ему не поверят.
– Врет он все, мистер Кармайкл, – фыркнул Абнер. – Давайте вздернем его, и дело с концом.
Удивленная тем, что тот отвечает, глядя на нее, а не на отца, Кэтлин изучающе смотрела на индейца. У него были темные глаза, левый сильно опух и почернел. Нос и рот были залиты кровью, струйка крови сбегала по левой щеке. Свободная рубашка из оленьей кожи, штаны с бахромой, мокасины – все это было покрыто дорожной пылью и забрызгано кровью. Он выглядел совершенно диким, но она не могла не восхититься тем, как он встретил ее взгляд – с высоко поднятой головой и расправленными плечами. Она знала, что ему страшно. Ему должно быть страшно, но его лицо оставалось спокойным и бесстрастным.
– А что, если он говорит правду, папа?
Абнер презрительно фыркнул:
– Они все лгут, мистер Кармайкл. Всем известно, что хороший индеец – мертвый индеец.
Кэтлин не сводила глаз с индейца, в то время как Абнер называл его вором и лжецом. Она почувствовала холодную дрожь под ложечкой, увидев искру гнева, вспыхнувшую в глазах приговоренного, но через мгновение его лицо снова стало невозмутимым.
– Я верю ему, – решила она, удивив этим всех, в том числе и себя саму. Она посмотрела на Лютера Хикса, ища поддержки, но даже тот покачал головой.
Абнер недоверчиво фыркнул:
– Когда это вы успели полюбить индейцев?
– Я не люблю их, и вы это прекрасно знаете, – холодно парировала Кэтлин, и щеки ее покрылись гневным румянцем. – Но я не собираюсь стоять рядом и смотреть, как вешают невинного человека.
Эта вспышка поразила Абнера и ее отца. Никто на ранчо не любил индейцев, а больше всех – Кэтлин, а теперь встала на защиту одного из них.
Кэтлин сама не понимала своих чувств. Она спрыгнула с лошади и пошла к вороной кобылице, которая безмятежно щипала сочную траву.
– У кобылы течка, – объявила Кэтлин. – Должно быть, Рэд учуял запах. Он уже не в первый раз убегает к кобылицам.
Крадущийся Волк затаил дыхание, зная, что в следующее мгновение решится его судьба. Бренден подъехал к вороной кобыле. На мгновение он забыл об индейце, не скрывая своего восхищения. Это была самая прекрасная лошадь, какую он когда-либо видел! Ее шкура была словно черный бархат, а строение – почти безупречным. Им внезапно овладело желание завладеть этим прекрасным животным. Кобыла будет принадлежать ему, как только они избавятся от индейца.
– Папа?
Голос Кэтлин вернул его к действительности.
– Да, у кобылы течка. Вешайте его, и пошли домой.
Кэтлин недоуменно посмотрела на отца.
– Ты шутишь?
Бренден взглянул на тавро на бедре лошади.
– На ней техасское тавро, две букв «Д», – объяснил он, – а я никогда не слышал, чтобы индейцы, хоть из Техаса, хоть откуда-нибудь еще, клеймили свой скот. Очевидно, он украл ее, и, представься ему такая возможность, украдет и наших лошадей.
Эти слова отняли у Крадущегося Волка последнюю надежду. Черный Ветер и вправду украли, и сделал это Киллиан. Крадущийся Волк рассмеялся бы, если бы все не было так серьезно.
– Продолжайте, – сказал Бренден. – Лютер, забери кобылу.
Он бросил взгляд на индейца и добавил:
– Тело оставьте тут. Может, это отобьет охоту разбойничать у других краснокожих.
– Папа, не смей делать этого! – произнесла Кэтлин, схватив отца за руку. – Нельзя вешать человека только за то, что он, возможно, украл лошадь. Даже если он и украл эту кобылу, то не у нас. Ты не имеешь права быть и судьей, и присяжным, и прокурором.
– Черт возьми, Кэтлин, на западе легче бы дышалось, если бы всех индейцев убили и закопали, и ты это знаешь.
О да, она согласна с отцом всем сердцем, но нельзя позволить, чтобы он повесил этого индейца. Она не могла объяснить, почему даже мысль о смерти индейца казалась ей такой невыносимой.
– Убийство этого индейца не вернет Арло и Моргана, – тихо сказала она.
Весь пыл Брендена пропал. Да, смерть индейца не вернет ему сыновей и не залечит рану в сердце. Он взглянул на Кэтлин. Это было все, что у него осталось, и он так любил ее… Он не мог допустить, чтобы она думала о нем плохо. Он всегда был для нее героем. Что он будет делать, если ее восхищение превратится в отвращение?
– Хорошо… Отпустите индейца, – проворчал Бренден, – но заберите лошадь. Я телеграфирую судебному исполнителю в Сан-Антонио и узнаю, не слышал ли он, чтобы кто-то потерял вороную кобылу.