Вирджиния Хенли - Покоренные страстью
— Мы сейчас говорим о другом.
Невольно залюбовавшись живостью и очарованием дочери, Роб Кеннеди в который раз задал себе вопрос: как это он произвел на свет такую утонченную красоту? Отблески огня играли на лице девушки и, казалось, превратили ее волосы в расплавленную медь. Тина притягивала мужчин, как мед притягивает пчел, и лорд постоянно недоумевал, почему зто никто не предлагает ей руку и сердце. Подобревшим голосом он произнес:
— Девочка моя, я бы хотел тебе в мужья Кэмпбелла или Гордона.
— Отец, я не хочу замуж. Лучше научи меня управлять судном, и тогда я смогу быть тебе полазной. Например, отвозить шерсть во Фландрию.
Лицо лорда снова стало суровым, и его упреки посыпались на Аду:
— Это ты, женщина, поощряешь такие дурацкие идеи! И почему ты не смогла воспитать ее послушной?
— Мой господин, Шотландия суровая страна, и живут здесь суровые люди. Я поклялась, что не допущу, чтобы Тина выросла безвольной, как ее мать и сестра Бесс. Кроме того, она слишком похожа на вас. Чтобы ее обуздать, потребуется очень сильная рука.
— Не знаю, у кого это получится. Тина, детка, послушай своего старого отца. Выбор пока за тобой, тебе еще нет семнадцати. Если ты вскорости не обвенчаешься, то Арчибальд Кеннеди, граф Кассилис, решит все за тебя. Это его обязанность как главы клана. Или король, преследуя свои цели, заставит тебя выйти замуж. Будь разумной, выбери графского сына и вскоре сама станешь графиней. А теперь убирайся, лиса. Мне надо переговорить с Адой.
Когда девушка вышла, он пробурчал:
— Избави Бог от бабы с характером.
— Другую ты не смог бы уважать, Роб.
— Ну да, другая уже вся отсырела от слез, — ответил лорд, подразумевая свою жену. — Боюсь, придется свозить ее в Англию, чтобы успокоить. — Он искоса посмотрел на Аду: — А ты все цветешь, женщина. Давненько мы с тобой не барахтались. Может быть, сегодня ночью тебе чего-нибудь захочется?
Ада зазывно качнула сережками.
— Может быть.
Когда гувернантка вошла в спальню Тины, то обнаружила девушку перед серебряным зеркалом с открытым ртом и неестественно вывернутой шеей.
— Дай-ка я посмотрю, — сказала англичанка, беря подсвечник.
Тина послушно открыла рот еще шире и показала, где болит. Через секунду Ада с облегчением произнесла:
— У тебя начал расти зуб мудрости. Слава Богу, что ты не позволила Мяснииу Ботвику выдернуть его. Женщина должна сберечь этот зуб, как и вообще все коренные зубы любой ценой, тогда лицо выглядит молодо. А если их удалить, то щеки ввалятся и сразу постареешь.
— Спасибо, Ада. Как ты думаешь, боль скоро пройдет?
— На твоем месте я бы легла спать, а наутро ты уже обо всем забудешь. — Желая лучшего для воспитанницы, Ада преследовала и свои интересы. — Ты помнишь, что завтра Майский праздник?
— Праздник костров, святой день! — радостно воскликнула Тина, обхватив себя за плечи. Днем крестьяне будут плясать вокруг Майского дерева, а ночью — кутить и веселиться вокруг костров! Расправляя ночную рубашку, девушка зевнула. — Спокойной ночи, Ада. Я последую твоему совету.
Как только гувернантка скрылась за дверью, Тина опять запихнула рубашку под подушку.
— Ну уж нет! — пропела она.
Сегодня ночью в долину Гэллоуэй снова возвращались цыгане.
Глава 2
Баю-баю, мой малыш,
Спи спокойно и не бойся.
До тебя не доберется
Черный Дуглас,
Лорд недостойный…
Старинная шотландская колыбельнаяВ тридцати милях[5] от долины, в замке Дугласов[6], Черный Рэм[7] лежал, растянувшись на полу, и играл в кости со своими братьями и членами банды. Его свирепый волкодав, по прозвищу Выпивоха, нежился у камина. В бликах огня смуглое лицо Рэма то озарялось светом, то погружалось в тень. У Рэмсея Дугласа остро выпирали скулы, глаза имели цвет расплавленного олова, а нависающие густые черные брови придавали его внешности что-то дьявольское. Нрав Рэма вполне соответствовал наружности. Однако сейчас он казался ленивым и благодушно настроенным.
В зале, как обычно, было шумно. Жители пограничной полосы всегда славились своим буйством и распутством. Стоило этой толпе негодяев собраться вместе, как создавалось впечатление уличной драки или насилия. Откуда-то доносились звуки волынки, и Камерон, младший из Дугласов, затянул неприличную песню: «Начало мая — ура, ура! Трахаться на улице пришла пора». Дальше слова становились еще похабнее, и братья подхватили припев.
Выпивоха встал и, потягиваясь, решил, что все уже достаточно напились, чтобы не заметить его похода за объедками. Поставив огромные лапы на стол, он захрустел бараньей костью. Слуга попытался отогнать зверя, ко тот прижал уши и угрожающе зарычал. Не обращая внимания на грязные ругательства в свой адрес, волкодав опрокинул бокал и быстро вылакал его содержимое.
Гэвин, такой же смуглый и темноволосый, как Рэм, но с более мягкими и красивыми чертами лица, задумчиво поглядел на брата.
— Давай повысим ставки, для интереса?
— Почему бы нет? — лениво ответил тот.
— Поставишь Дженну? — дерзко потребовал Гэвин.
Иан и Драммонд Дугласы, оба капитаны, обменялись быстрыми понимающими взглядами. Черный Дуглас не станет ничем делиться, тем более женщиной, согревающей сейчас его постель.
Рэм изумленно поднял бровь.
— Против чего?
— Против моего сокола. — Глаза Гэвина блеснули, он знал, что брату нравится эта хищная птица.
Рэм пожал плечами.
— Почему бы нет?
Гэвин не сомневался в самоуверенности брата, ее хватило бы на семерых, и было мало шансов обыграть его в кости, но все же попробовать стоило. При виде несчастной тройки Рэма вся кровь ударила в голову Гэвину, но затем здравый смысл взял верх, и он воскликнул:
— Ты поддался!
Рэм, сменив позу, потянулся.
— Ничего подобного, ты выиграл честно. Можешь повеселиться с ней. Ну, а я ухожу.
— Я думал, ты собираешься завтра пригнать лошадей с горного пастбища, — удивился Гэвин.
— Я и отправлюсь на рассвете, но до этого есть еще восемь часов. — Он подмигнул младшему Дугласу и подхватил свою кожаную куртку.
Брат посмотрел ему вслед, а затем обратился к Камерону:
— Думаю, он нарочно проиграл мне Дженну. Но почему?
Черные брови Камерона поднялись от внезапной догадки.
— Цыгане! Сегодня ночью цыгане возвращаются в долину Гэллоуэй.
Тина надела зеленую бархатную амазонку[8] и проскользнула из замка в конюшню. Она посмотрела на тонкий серебристый серпик луны и вздрогнула в ожидании захватывающей скачки. В конюшке ей в ноздри сразу ударил едкий запах конского пота, сена и навоза. Однако не успела Огонек сделать и трех шагов, как столкнулась с дюжиной Кеннеди, седлающих лошадей. Девушка и юноши посмотрели друг на друга с неудовольствием, понимая, что ни той, ни другой стороне не удалось скрыть тайну.
