Джудит Мак-Уильямс - Больше, чем страсть
— И слишком много интриг, — добавил месье Дюпре. — Лично я уезжаю немедленно. — Он подбросил мешочек на руке, с удовольствием ощутив его вес. — Цены здесь просто убийственные. Венские коммерсанты неплохо заработают за время Конгресса.
— Так мне говорили. Мне повезло, что лорд Каслрей устроил меня здесь в качестве гостя мистера Кэттеринга, — сказал Филипп, провожая месье Дюпре до входной двери.
Он увидел, как месье Дюпре под проливным дождем сбежал по ступеням и прыгнул в поджидавший его экипаж; потом Филипп вернулся в кабинет. Блеск медальона привлек его внимание, и Филипп в отчаянии уставился на него. Надежды его рухнули. Мэри Хендрикс давно умерла, и все потому, что ее мать нарушила брачный обет.
Он нахмурился. Леди Хендрикс получила по заслугам, когда любовник бросил ее, но ребенок не заслуживал того, чтобы его оторвали от родного дома и любящего отца и увезли на чужбину. Филипп подошел к камину; он был так расстроен, что не мог стоять на одном месте. Он размышлял о том, как ему теперь поступить, и смотрел невидящим взглядом в синеватые глубины пляшущего пламени. Если он сообщит Хенд-риксу о своем открытии, старик непременно свяжет его имя с этими дурными вестями, и это неизбежно приведет к тому, что Хендрикс не поддержит его законопроект о солдатских пособиях.
Предположим, он не расскажет Хендриксу о том, что узнал. Поскольку Хендрикс понятия не имеет, что он, Филипп, занимался поисками его дочери, .можно просто замолчать этот факт. Но в таком случае Хендрикс и дальше будет тратить остаток своей жизни на бесполезные поиски.
Филипп обернулся, услышав внезапный стук в дверь.
— Войдите, — сказал он, решив, что это дворецкий с сообщением от лорда Каслрея.
Это действительно оказался дворецкий, но принесенное им сообщение было не от лорда Каслрея.
— Милорд, какая-то женщина хочет видеть вас. Брови у Филиппа поднялись, потому что дворецкий вместо слова «леди» употребил слово «женщина».
— Она очень настойчива, милорд, — добавил дворецкий. — Говорит, что у нее важное дело.
«Важное для нее», — презрительно отметил про себя Филипп.
— Хорошо, проводите посетительницу сюда. Ни к чему ей стоять в коридоре и беспокоить мистера Кэттеринга.
— Скорее она может обеспокоить миссис Кэттеринг. милорд, — заметил дворецкий. Затем он повернулся, жестом предложил женщине войти в кабинет и вышел, закрыв за собой дверь.
Взглянув на свою неожиданную посетительницу, Филипп был поражен. «Она не просто могла бы обеспокоить миссис Кэттеринг, — подумал он, усмехнувшись. — Она могла бы довести эту эгоцентричную молодую даму до истерики».
Женщина вошла в кабинет и остановилась в десяти шагах от Филиппа, словно не хотела подходить к нему слишком близко. Почему-то эта мысль вызвала у Филиппа раздражение.
В отместку он принялся открыто рассматривать ее, позволив своему взгляду задержаться на холмиках грудей, обрисованных намокшей шерстяной тканью платья. Он удивился, ощутив внезапно, как тело его невольно напряглось; ему стало немного не по себе. Не похоже на него столь бурно реагировать на женщину, пусть даже такую красивую, как эта. А она действительно была красива. Он попытался отыскать какой-нибудь изъян в утонченном совершенстве изящно выточенного лица, но изъянов не было. Пепельно-белокурые волосы, прекрасный цвет лица, а глаза…
Внимание Филиппа привлекли огромные синие глаза, занимавшие на этом лице главное место. Казалось, они полны горечи, которая немедленно вызвала у него недоверие. Он лучше других знал, что верить тому, что говорят женские глаза, глупо. Филипп решительно заставил себя отвести взгляд, но тогда оказалось, что он смотрит на ее прекрасно очерченные губы. Они были сочного розового цвета. Непроизвольно он подумал о том, как было бы приятно их целовать.
— Кто вы такая? — бросил он; голос его звучал неестественно — он не знал, как с ней держаться.
Маргарет в отчаянии смотрела в жесткие карие глаза Чедвика. В них не было ни мягкости, ни сочувствия. Ни в глазах, ни в резко очерченных чертах лица. Как же мог Джордж даже подумать о том, что его можно обжулить и что это сойдет ему с рук?
«А на что надеюсь я сама? — подумала девушка, и горло ее сдавила безнадежность. — Чедвик — английский аристократ, а сочувствие или хотя бы чувство справедливости не относится к главным добродетелям этих людей».
Маргарет посмотрела ему в глаза и сразу напряглась, заметив в их глубине заинтересованный блеск. Слишком часто она замечала эту жадную, хищную реакцию мужчин на ее красоту, чтобы не узнать ее теперь.
— Полагаю, у вас есть имя. — Нетерпеливый голос Филиппа вторгся в ее мысли.
— Маргарет Эбни, — с трудом выговорила она, в то время как единственное, чего ей хотелось, — это повернуться и убежать в относительную безопасность своих наемных комнат. В самом присутствии Чедвика она ощутила угрозу, чего раньше с ней никогда не бывало.
Маргарет отчаянно пыталась удержать свою тающую храбрость. Она так давно ненавидит аристократов, что приписывает им силу, которой они не обладают. «Чедвик — всего лишь мужчина, — уверяла она себя. — Единственная разница между ним и Джорджем — то, что судьба наградила Чедвика титулом и богатством».
— Маргарет Эбни… — Его низкий голос словно попробовал ее имя на вкус, и Маргарет ощутила в груди какой-то странный трепет. — Скажите, Маргарет Эбни, для чего именно вы добивались встречи со мной?
— Я пришла просить вас освободить Джорджа Гилроя, — выпалила она.
Филипп нахмурился, пытаясь вспомнить, о ком идет речь, и не смог.
Маргарет недоверчиво смотрела в его ничего не выражающее лицо. Посадить человека в тюрьму — и даже не помнить его имени!
— Джордж — это тот, с кем вы вчера вечером играли в карты, и он попытался…
— Передернуть, — помог ей Филипп. Он был так сильно разочарован, что сам удивился. Значит, эта красотка связана с тем нелепым дураком, у которого хватило наглости полагать, что можно обмануть его, Филиппа.
— Пожалуйста, попросите выпустить его, — сказала Маргарет. — Его посадили в тюрьму.
— Где он и останется, пока не кончится Конгресс, — равнодушно произнес Филипп. — Пара месяцев, в течение которых у него не будет никаких других занятий, кроме размышлений об ошибочности избранного им образа жизни, принесут ему большую пользу.
— Не он выбрал этот образ жизни, а случай! — В этом возгласе выразилось все отчаяние Маргарет. — Тот же случаи, который сделал вас графом. Ведь свое положение вы не заработали и даже не заслужили.
Филипп сощурился. От волнения глаза у Маргарет заблестели серебристым блеском, а на бледных щеках появился нежный румянец. Едва увидев ее, он подумал, что она красива; теперь он убедился в том, что она больше чем красива. Это просто бриллиант чистейшей воды.
