Барбара Картленд - Святая и грешник
Проспер Уизеридж был не способен так рассуждать и поступать, и Пандора не сомневалась, что он скверно относится к своим ближним и, конечно, уже выразил недовольство по поводу предстоящего праздника в Чартхолле.
Между прочим, никто в епископском дворце понятия не имел, как сильно задевают Пандору презрительные отзывы о новом кузене-графе, которого она никогда не видела. Да, может быть, он действительно таков, каким его считают родственники, но все равно им следует отзываться о нем с бо́льшим тактом и уважением.
Она никогда не встречалась с ним: их общий дедушка, четвертый граф Чартвудский, умер через два месяца после смерти родителей Пандоры. Дедушка-граф был стар и болен. Он яростно ненавидел своего внезапно возникшего наследника и ни разу не пригласил его в Чартхолл. И это, конечно, можно понять и простить: два сына дедушки, родные братья ее матери, наследники и титула, и поместья, погибли на войне. Младший, моряк, пал смертью храбрых в битве на Ниле, сражаясь под знаменами адмирала Нельсона в его победоносной битве с французским флотом. А старший кузен, которого Пандора помнила и очень любила, погиб при Ватерлоо. Удивительно ли, что его несчастный отец, а ее дед, был так удручен, и не только гибелью сыновей, но и тем, что теперь, после его собственной смерти, графский титул и поместье перейдут по наследству какому-то неизвестному родственнику, сыну актерки? А ведь совсем недавно перспектива наследования казалась старику такой прочной и незыблемой, как вдруг, внезапно, прямых наследников сметает с лица земли Судьба, а их сестра, его дочь, трагически погибает вместе с мужем. Тогда, кстати, один из деревенских жителей и сказал Пандоре: «Когда ваша матушка тоже ушла из жизни, Его Лордство словно уперся лицом в стену и сам окаменел!»
Пандора деда понимала: после смерти родителей она испытала такое же леденящее чувство крушения мира.
Пятый граф Чартвудский слыл совсем другим человеком, чем его погибшие в войнах родственники. К тому же до нее стали доходить слухи о его более чем экстравагантном поведении – попойках, огромных карточных ставках, безумных пари и оскорбительном для «всех порядочных людей» поведении, настолько оскорбительном, что в присутствии Пандоры мужчины упоминали обо всем происходящем только шепотом. Став наследником и владельцем титула и поместья, новый граф поселился в Чартхолле, и Пандора иногда надеялась, хотя и с некоторым опасением, что кузен-граф пригласит в гости и ее, еще незнакомую родственницу. Было достаточно тех, кто мог бы рассказать ему, где теперь, после смерти родителей, обитает кузина Пандора. Но все, казалось, были заняты только распространением слухов об оргиях, которые происходят в Чартхолле, словно это были самые интересные рождественские сказки. Жители кафедрального Линдчестера болтали обо всем как заведенные, хотя граф вскоре вдруг покинул усадьбу. Но ненадолго. Через два месяца он снова прибыл в Чартхолл, хотя окрестные привилегированные семейства, которые раньше стремились познакомиться с графом, теперь сторонились его. Когда Пандора расспрашивала о нем у деревенских жителей, они отзывались о происходящем в Чартхолле и о самом графе с неохотой и даже страхом, а тетя отвергала всякую возможность познакомиться с ним в весьма недвусмысленных выражениях. Дядя-епископ, вернувшись домой после встречи с новым родственником, был тоже сердит и неприязненно настроен.
– Давно меня так не оскорбляли! – заявил он, однако подробностей не сообщил, и у Пандоры возникло впечатление, что граф осмеял все, что дядя уважал и почитал.
Однако, сколь бы шокирующими ни были россказни про графа, он все равно оставался ее троюродным кузеном по материнской линии.
В течение нескольких веков Чартовский семейный клан играл заметную роль в истории Англии. Были среди них, во времена короля Карла I, и роялисты, и сторонники герцога Мальборо, сражавшиеся при Бленхейме[1] и одержавшие победы над французами и немцами, и те, что сыграли важную роль в Индии и в других частях мира. Пандоре казалось, что у нее кровь закипает в жилах при мысли о том, какие ядовитые стрелы мечут в графа «мелкие, ничтожные людишки в Линдчестере» и получают удовольствие от попыток его обесславить.
«Интересно, что он за человек на самом деле?» – подумала Пандора, и ей вдруг явственно послышался голос тети, которая недавно, в этой же самой комнате, утверждала: «Граф развлекается с проститутками и актрисами, ни один порядочный мужчина не должен водить с ними компанию – и с графом, и, конечно, с теми падшими созданиями».
«Ни один порядочный мужчина!..» Эти слова будто пылали в ее мозгу, когда внезапно она поняла, что из создавшегося положения, угрожающего ей ненавистным замужеством, все же есть выход.
Она подошла к окну, немного постояла, глядя ничего не видящими глазами на ухоженный парк с аккуратными клумбами и заботливо подстриженными тисами. И вдруг, словно воочию, увидела зеленые лужайки Чарта, сад лекарственных трав, окруженный старинной, еще елизаветинских времен, стеной, ощутила аромат цветущего розария возле солнечных часов и почувствовала почти физическую боль в сердце – так она соскучилась по родным местам. И опять Пандора подумала о том, что занимало ее мысли уже некоторое время. Мысль эта была такой ясной, настоятельной, непреложной, что казалась самым естественным ответом на главный вопрос.
Пандора села за дядин стол, на что прежде не осмеливалась, взяла плотный лист веленевой бумаги, которой всегда пользовался епископ, и перо.
Спустя пару минут она запечатала письмо воском и поднялась на второй этаж в маленькую комнату, отведенную ей в этом доме, и позвонила в колокольчик. Вызвав горничную, она, к собственному удивлению, твердым тоном отдала приказание.
* * *Через час Пандора уже выезжала со двора в легкой коляске, которой они с тетей пользовались, отправляясь с визитами к линдчестерским знакомым. Старый кучер удивился, услышав, куда она желает ехать, но он слишком давно состоял на службе у епископа, чтобы сомневаться в правомерности любых указаний господ. Пандора устроилась на заднем сиденье, к которому прикрепила свой небольшой сундучок, и вскоре они уже переправились на другой берег реки по мосту, который построили еще норманны, а затем очутились в сельской местности. За полями теснились густые леса – надежный зимний приют для охотников. После переезда к дяде Пандора не охотилась – таково было пожелание епископа. В ее распоряжении оставили только одну из отцовских лошадей, остальных продали, но Пандора понимала, что эта единственная лошадь – большая уступка, и тетя, когда была особенно не в духе, угрожала, что отнимет у Пандоры и эту радость – верховые прогулки. И вдруг Пандора невольно улыбнулась: ее позабавило, что в Чарт она отправилась не верхом, а в коляске, то есть неукоснительно последовав буквальным указаниям дяди. И еще она подумала, что если поездка окажется неудачной и придется вернуться, ничего не достигнув, то об этом, кроме слуг, никто не узнает: ей слуги симпатизировали, а хозяйку недолюбливали и вряд ли кто-нибудь из них станет доносить.
