Ирэн Фрэн - Набоб
Музыка звучала все громче. Французы застыли, словно боясь спугнуть свою радость. Ведь весь вчерашний день их не покидала тревога.
— Индия никогда не торопится, — все время повторял Мартин-Лев. — Но три дня — это уже чересчур. Они не поняли нашего назара.
— Может быть, надо было добавить сандал или бетель, — предположил Мадек. Боженька с ним согласился.
Молчаливый Визаж, и тот не удержался от замечания:
— Эти люди сделаны из другого теста. Вещи для них не имеют никакой ценности, для них важнее всего знамения судьбы…
— Знамения, черт подери! — пробормотал Мартин-Лев.
Остаток вечера они провели, строя разного рода фантазии и предположения, но ни один из четверых так и не признался, что именно его пугает: а пугало индийское безразличие, эта странная сила инерции, которая, задерживая на месяцы, а то и на годы, могла погасить даже самые пылкие стремления.
Но вот чудо свершилось: Индия спустилась к ним из Годха. Первым очнулся Мадек:
— Мартин-Лев, прикажи отряду построиться!
Приказы следовали один за другим. Труднее всего было заставить повиноваться сипаев: вид слонов вскружил им голову. Они вопили, прыгали от радости, со слезами на глазах возносили и благодарили богов индуистского пантеона. Мадек пригрозил, пообещал угостить хлыстом, и постепенно они успокоились. Кортеж находился уже в нескольких шагах от них. Полуденное солнце сильно припекало. Мадек собрался с духом. Надо сохранять достойный вид несмотря ни на что. Несмотря на босые ноги, несмотря на драную одежду. В нем заговорила извечная гордыня бедняка. Мадек повторял себе, что и в лохмотьях он остается сержантом и при этом он — единственный командир сипаев. Процессия остановилась. Музыка смолкла, наступила тишина. Облако дорожной пыли постепенно оседало на землю. От толпы индийцев отделился грузный мужчина в парчовом тюрбане с султаном, украшенным драгоценными камнями. Он склонился перед четырьмя командирами французов, произнес приличествующие приветствия и громким голосом объявил:
— Хал'ат! — И протянул перед собой парчовое платье, похожее на то, в которое был одет сам.
Боженька, Визаж и Мартин-Лев прекрасно поняли, кому именно предназначается подарок.
Мадек вышел вперед.
— Хал'ат для нас, для фиранги?
— Хал'ат для твоего начальника.
Мадек покраснел. Его, стало быть, не принимают за начальника. Впрочем, он и не был таковым, как переход через Декан не был настоящим походом. В отсутствие сражений четверо мужчин разделили власть согласно своим знаниям и функциям: Боженька командовал пушками, Визаж занимался врачеванием, Мартин-Лев намечал маршрут, Мадек заботился о провианте. Все решения принимались сообща.
Мадек перевел. Четверо друзей переглянулись. Их трудно было отличить друг от друга: лохмотья и нищета уравняла всех.
— Мартин-Лев, — сказал Визаж, — ты ведь командовал драгунами!
— Да, был капитаном, но у меня больше нет коня.
— Нужен начальник, а у тебя есть звание, — напомнил Мадек.
— Да ну его к черту!
Мадек обернулся к человеку в тюрбане с султаном:
— Вот мой начальник.
Индиец выступил вперед, встал на колени и положил платье к ногам Мартина-Льва.
— Мой господин, раджа Годха и Сын Солнца, просит тебя вместе с твоей свитой идти за мной во дворец в крепости.
Пока он говорил, индийские солдаты успели сгрузить со спин слонов огромные тюки.
— …Пусть твои люди освежатся и приоденутся; когда будете готовы, вы сможете под нашей охраной вступить в благословенный Годх, город радующихся, который не уступает по красоте жилищу Индры. Я сказал, как приказал Сын Солнца, который велел мне это властью любви и властью меча!
Сбитый с толку потоком велеречивых фраз, Мадек понял только, что их приглашают во дворец. Он перевел. Мартин-Лев не переставал изумляться. Он покраснел, но, стараясь сохранять величественный вид, слегка откинул голову назад. Индийские солдаты развязали тюки и достали из них одежду и тюрбан с султаном, который их предводитель церемонно поднес Мартину-Льву.
— Мадек, — пробормотал тот. — Спроси его, что я должен делать… Я не собираюсь одеваться как на карнавал!
— Боюсь, придется… Старик Дюпле раньше тоже так одевался!
Затем принесли ларцы. Индиец пояснил:
— Шариф, вот благовония, ткани, туфли для твоего войска.
Шариф, благородный воин; Мадек всего месяц назад выучил это слово, когда они встретили на дороге отшельника, попросившего милостыню и принявшего их за чужеземных принцев. Такое обращение воодушевило его.
— Нет никаких сомнений, Мартин-Лев; на твой назар раджа Годха отвечает дарами. Это означает, что он согласен принять тебя в своем городе. Нужно переодеться и идти за его людьми.
Мартин-Лев вздохнул.
— Между прочим, — улыбнулся Визаж, — именно ты уговорил нас предложить свои услуги кому-нибудь из северных царьков, о которых ты же нарассказывал нам всяких чудес!..
Мартину-Льву не понравилась его ирония, он продолжал ворчать.
Позже ни один из французов уже не мог ясно вспомнить, как они разобрали платья и тюрбаны, как спустя несколько минут очутились на спинах слонов, как кортеж вошел в город через Тройные Ворота; солнце слишком сильно припекало голову, а радость притупляла чувства. Запах сжигаемого сандала, музыка, всеобщее ликование, летящие под ноги цветы… От всего этого голова шла кругом.
Мадек почувствовал на себе чей-то тяжелый, давящий взгляд, и ему показалось, что это взгляд женщины. Абсурд, наваждение… Наверное, это от усталости и жары, от громкой музыки и сильных запахов.
* * *Годх, изысканный, розовый Годх… Все в нем казалось соразмерным и гармоничным. Спокойный, мягкий, полный воздуха город. Даже скромные домики на окраине поражали своим изяществом. Это была Индия в миниатюре, замкнутая Вселенная.
— Вот, благородный фиранги, — обратился вельможный индус к Мартину-Льву, — ты в Годхе, равном своими дворцами и несметными богатствами граду Арамати, жилищу Индры…
«Опять Индра! — подумал Мадек. — В этой стране все, что поражает или ужасает, принадлежит Индре…»
В центре города, у подножия скалы, на которой стояла крепость, обитали богатые купцы и чиновники. Здания здесь были величественные, многоэтажные, обрамленные кружевом балконов.
Кортеж ступил на крутую наклонную дорогу, ведущую во дворец. Ликующая толпа осталась позади.
Мадек посмотрел вверх, на крепость: в этом замкнутом и безмятежном мире юношу больше всего привлекала самая его сердцевина. Двойной пояс зубчатых стен, массивные розовые ворота, как в городе; легкие стрельчатые арки, украшенные каменными цветами. Теперь вдоль всей дороги стояли вооруженные копьями стражники. Внезапно Мадека охватил страх: вдруг они и здесь столкнуться с предательством? Но отступать было поздно. От второй линии укреплений отделился большой отряд солдат и окружил кортеж. Погонщики остановили слонов перед мраморным балконом, украшавшим ворота крепости.
