Елена Арсеньева - Зима в раю
– Лидия Николаевна, дорогая, – проговорил он наконец, – вы все та же, честное слово. Совершенно как тогда, в четырнадцатом году! И это меня бесконечно радует, поскольку в душе я всегда был склонен к постоянству, а вовсе не к радикальным переменам. Но спешу успокоить вас относительно моей печальной участи. Я здесь не в качестве беглеца – я здесь на службе, как один из руководителей нашего торгового представительства. Попутно выполняю еще ряд поручений советского правительства.
– А эта ваша, как ее там, Нина Яковлевна? – брюзгливо спросила Лидия. – Она ваша секретарша или кто? Ну так знайте, что особа сия задумала женить вас на себе с помощью самой вульгарной уловки: хотела, чтобы я внушила вам, будто наилучший жизненный выход для вас – это…
И осеклась. Что она несет, зачем? Ведь Гаврилов сразу признался: он сам решил обратиться к помощи Лидии и привлек для своих целей какую-то…
– А, понятно, – вздохнула Лидия обреченно. – Ее настоящее имя – Инна, и она ваша боевая подруга? Ну и зачем вы разыграли со мной столь низкую комедию?
– Она моя боевая подруга, вы очень точно сказали, – снова хохотнул Туманский-Гаврилов. – Но ее настоящее имя – как раз Нина, Нина Яковлевна Левина. Инна – литературный псевдоним. Да постойте, вы ведь жили в Петербурге, может быть, припомните? Незадолго до войны четырнадцатого года была необычайно популярна футуристка по имени Инна Фламандская.
– Инна Фламандская?! – так и ахнула Лидия. – Погодите… «Сеть, пошлости сеть, набросить, скрутить, раздеть… Свалить, навалиться, взять. Душу и тело смять. Сеть, пошлости сеть…»
– Вот-вот, это ее стихотворение цитируют все, потому что остальные – неудобоваримая чушь. Однако у вас отличная память, – похвалил Гаврилов. – Вот и Туманского мигом вспомнили, а могли ведь сослаться на преждевременный склероз, в ваши-то годы.
В ее годы? А какие ее годы?
Вот же сволочь, а?! Еще и язвит! Сво-о-ло-оччччь!
– Она – та самая Инна? – охрипнув от злости, выговорила Лидия. – Ни за что бы не узнала ее теперь. Была этакая менада с кровавыми губами и глазами, подведенными синим. Ей все пытались подражать, даже в высшем обществе. Отчетливо помню, как моя приятельница Зинуля Рейнбот, бывшая Морозова, тоже мазала себе веки синей гадостью и у нее ужасно опухали глаза. Да, Инна выглядела шикарно! А теперь стала ну совершенно как глупая гусыня-буржуазка: раздалась, раздобрела… Вам очень в пару! – не сдержалась она от ехидства.
Однако ее жалкая парфянская стрела не достигла цели – Гаврилов благодушно ухмыльнулся:
– Инна раздобрела, что верно, то верно, однако отнюдь не подобрела. И не поглупела. Она ведь очень ловко обвела вас вокруг пальца, согласитесь, Лидия Николаевна!
– А зачем вам понадобилось меня вокруг пальца обводить? – угрюмо спросила Лидия, в душе соглашаясь: ловко все было проделано, очень ловко!
– Затем, что нам ваша помощь нужна.
– Да что вы, какая от меня может быть помощь, от гадалки, которая едва сводит концы с концами? – Лидия пренебрежительным жестом обвела убогую обстановку своего салона.
– Вот именно в этой роли вы нам чрезвычайно потребны, – пояснил Гаврилов. – Нам необходимо установить связь с одним человеком.
– Что, какой-нибудь французский l’homme d’affaires, деловой человек, в сотрудничестве с которым заинтересовано ваше торгпредство?
В ответ на очередную неуклюжую попытку ехидства Гаврилов странно ощерился, и Лидия вдруг вспомнила вечные разговоры, которые велись в эмигрантской среде: о том, что все приезжие советизаны – красные шпионы, которые знай норовят осуществить заветную мечту своего бывшего лидера, этого людоеда Ленина, – мировую революцию.
Вообразив себе Францию, охваченную тем же пожаром, в котором когда-то сгорела Россия, Лидия ощутила приступ такой тошноты, что едва сдержалась, дабы не извергнуть три жюльена, сыр и яблочный пай на отглаженные серые брюки мсье Гаврилова.
И тут же пожалела, что сдержалась…
– Нет, он совершенно не какой-то l’homme d’affaires, отнюдь! – возразил тем временем Гаврилов. – Сей господин принадлежит к числу наших с вами общих знакомых, Лидия Николаевна.
– Наших с вами общих знакомых? Да боже мой, кто же это? Только не говорите, что он тоже из Энска. Мир, конечно, тесен, но чтобы до такой степени…
– Именно до такой, – кивнул Гаврилов. – Мир тесен до безобразия, Лидия Николаевна. И полон самых невероятных совпадений. Вот вам одно из них: вообразите, в свое время я уже обращался к вам с просьбой о помощи относительно данного господина. И бесконечно счастлив, что вы на нее откликнулись и совершенно блистательно выступили в роли свахи. К несчастью, обстоятельства оказались сильнее меня, и я не смог воспользоваться плодами вашей деятельности, однако я давно усвоил, что судьба играет человеком, она изменчива всегда. Вот и сейчас она снова переменилась и взирает на меня благосклонно. Ну, догадались, о ком идет речь? Это нетрудно сделать, верно, Лидия Николаевна?
– Да нет, не может быть… – пробормотала Лидия. – Вам нужен мой зять? Дмитрий?
– Совершенно верно, – кивнул Гаврилов.
– Но зачем, ради бога, зачем? Он ведь утратил все права в России, да и от состояния Игнатия Аверьянова давно ничего не осталось: Сашенька еще в шестнадцатом году перечислила все деньги в фонд помощи действующей армии, а миллион Шурки, конечно, национализирован и, во всяком случае, достался вашей ба… – Она чуть не ляпнула: «вашей банде», но вовремя прикусила язычок и кое-как, не вполне, впрочем, ловко, вывернулась из положения: – Вашей большевистской организации.
– Теперь дело не в деньгах, а в самом Дмитрии Аксакове. – Гаврилов не заметил обмолвки или великодушно принял такой вид. – Он мне нужен. Он мне необходим! Однако наше общение с Дмитрием Дмитриевичем в приснопамятные времена проходило не вполне гладко. Он относится и ко мне, и к Инне неприязненно, что меня очень огорчает. Кроме того, Дмитрий Дмитриевич с течением лет сделался особенно озлоблен и недоверчив, я знаю это через верных людей. К новым знакомствам относится подозрительно. Вы должны убедить его вполне довериться одному человеку, а уж через того человека я сумею навести с ним связь.
– Если вы полагаете, что мои доводы имеют для моего зятя хоть какой-то вес… – Лидия бессильно развела руками и вдруг ощутила, как устали пальцы от груза перстней. На кой черт нацепила на себя столько побрякушек? Вот дура, разрядилась ради этого Гаврилова, вздумала метать бисер перед свиньями! Одно хорошо, теперь хоть кольца можно снять.
Она освободила пальцы от нескольких тесных серебряных обручей и немедленно почувствовала себя лучше.
– И вообще, зачем он вам нужен? Нет, не подумайте, что я так уж озабочена его безопасностью, но моя дочь обожает мужа, считает, что он ей послан Богом, да и он убежден, что Татьяна – ангел, снизошедший с небес для его спасения. Моя сестра его терпеть не может, и это единственное, в чем мы с ней сходимся. Дмитрий – совершенно орнаментальное существо, человек бесполезный. Хватается то за одну работу, то за другую, то за руль такси садится, то к станку у «Рено» становится, то тащится через весь Париж в Биянкур на кинофабрику… Как мне надоели его случайные заработки, как хочется, чтобы у мужчины в доме был постоянный доход, который позволил бы мне и самой отдохнуть наконец! Если бы вы знали, как я устала, как мне все это осточертело!
