Джиллиан Брэдшоу - Наследник Клеопатры
– Ани вернется, – твердо сказала она Мелантэ. – Он никак не мог оказаться рядом с лагерем царя. Если римляне преследовали Цезариона, то им дела не было до каравана. Нам нельзя идти и расспрашивать римлян – кто знает, что эти варвары могут с нами сделать. Нет, нам нужно оставаться дома и ждать Ани.
Тем не менее в тот же вечер она пошла в храм Изиды и принесла богине в жертву корзину лепешек и ожерелье, молясь о благополучном возвращении мужа домой.
Сейчас римляне уже уехали из города. Целая флотилия поплыла вниз по реке, увозя с собой добычу, пленных и урну, завернутую в пурпурный плащ. А отца все еще не было. В то утро Мелантэ проснулась с неприятным предчувствием, что вот-вот разразится какая-то беда. Она с тоской думала о том, что ей остается только сидеть и горько смотреть на утоптанный двор.
Но после завтрака Тиатрес неожиданно сказала ей:
– Мелантэ, ты не сбегаешь на рынок? Может, появились какие-то новости.
Мелантэ вскочила и с благодарностью обняла ее. Мачеха была всего на десять лет старше нее и поэтому стала для падчерицы нe столько матерью, сколько старшей сестрой. И сейчас она проявила настоящую доброту, дав девушке это простое поручение, несмотря на то что ей самой нестерпимо хотелось пойти на рынок. Мелантэ быстро схватила свой пеплос[19] и позвала Термутиону, одиннадцатилетнюю девочку-рабыню, жившую с ними, чтобы та пошла вместе с ней. Было тихое солнечное утро, и они обрадовались возможности выйти в город, лишь бы не находиться в тягостной обстановке, царившей в доме.
Из-за жары в воздухе стоял тот особенный запах испарений, который поднимался от земли после того, как с нее сошла вода. Их дом располагался примерно в километре от Коптоса, и, хотя девочки старались обходить многочисленные лужи, к тому моменту, когда они подошли к рыночной площади, их одежда и ноги были в грязи. Обычно, прежде чем показаться на площади, Мелантэ старалась отмыть ноги от грязи, потому что могла встретить там одного юношу, которому она нравилась. Но сейчас ей даже в голову не пришло сделать это.
На площади почти никого не было, не считая небольшой кучки людей, столпившейся возле здания таможни, где обычно вывешивали объявления для народа, а цирюльники и продавцы воды обменивались сплетнями. Мелантэ подошла к ним.
Уже издалека девушка увидела, что на стене висит новое объявление, написанное большими черными буквами на широком листе папируса. Однако среди собравшихся там горожан она заприметила высокую фигуру Аристодема, который раньше был самым главным заказчиком у отца, и решила не подходить ближе, пока тот не уйдет. Наверняка ему уже известно, что отец поехал в Беренику вместо него. Аристодем был самым богатым и влиятельным человеком в округе, и вряд ли ему понравилось самостоятельное решение ее отца.
Однако не тут-то было. Аристодем, высказавшись по поводу прочитанного объявления, обернулся, чтобы посмотреть, как все остальные восприняли его замечание, и, конечно же, увидел Мелантэ, которая, застыв в нерешительности, остановилась неподалеку от толпы.
– Ага, – нарочито растягивая звуки, произнес Аристодем. – Ты ведь дочка Ани?
Высокого роста, с длинными руками и ногами, он, казалось, постоянно находился в полудремотном состоянии. В его словах всегда сквозила презрительная насмешка. В любой ситуации Аристодем непостижимым образом умудрялся выглядеть изысканно. Даже сейчас, несмотря на то что подол его бело-голубого гиматия был запачкан, а ноги были такими же грязными, как и у нее самой, он выделялся на фоне собравшихся обывателей своей импозантностью. Мелантэ почтительно склонила голову и краем пеплоса закрыла лицо – некоторая степень скромности приличествует девушке на выданье; кроме того, это довольно удобный способ скрыть истинное выражение лица.
– Да, господин Аристодем, – кротко ответила Мелантэ, подумав, что было бы лучше, если бы вместо нее пошла Тиатрес. Во всяком случае, Аристодем не стал бы расспрашивать мачеху: она не говорила по-гречески, а землевладелец ни за что не стал бы изъясняться на просторечии. Все знали, что Ани разговаривает со своими детьми на греческом и платит за их обучение.
– Твой отец еще не вернулся?
– Нет, сударь, – скрепя сердце ответила Мелантэ. Аристодем ухмыльнулся.
– Он ведь выехал в то же самое время, что и римляне? А я вот решил, что путешествовать во время войны – слишком рискованное занятие. Но твой отец, судя по всему, посчитал, что он умнее всех. Сколько его уже нет?
Мелантэ потупила взгляд. Понимая, что ей все же придется отвечать, она сказала:
– Двадцать девять дней, сударь.
– Да, запаздывает... – с довольной ухмылкой заметил Аристодем. В толпе недоверчиво зашушукались, и один из мужчин осмелился возразить:
– Поездка в Беренику туда и обратно обычно столько и занимает. Иногда даже больше, если нужно провернуть дела и если хозяин, заботясь о верблюдах, решил дать им отдохнуть.
Мелантэ тоже знала об этом, но Аристодема такое объяснение явно не устраивало.
– Нет, он запаздывает, – авторитетно повторил он. – Сейчас не самое лучшее время для длительных поездок, и нужно быть сущим глупцом, чтобы отправляться в дорогу с товаром. Ответь мне, девушка, не собирался ли он встречаться с Клеоном, капищном корабля под названием «Благоденствие»?
– Отец не обсуждает со мной свои дела, сударь, – с невозмутимым видом ответила Мелантэ. Это было неправдой: Ани рассказывал дочери обо всем, даже о том, что Аристодему не нужно знать о его планах.
– Но он же взял с собой льняные ткани?
– Да, сударь, – подтвердила Мелантэ, потому что этого скрыть она не могла.
– Как жаль. А я уж подумывал купить их у него.
Аристодем снова повернулся лицом к вывешенному объявлению и продолжил внимательно изучать его. Мелантэ протиснулась поближе и пробежала глазами заголовок – благодаря настояниям отца она умела читать. «Сенат и римский народ...» – прочитала она, а далее пошли такие слова, как «амнистия», «провинция», «наместник», и девушка с ужасом поняла, что это объявление гласит об установлении в городе новой власти. Война окончена, теперь все будет мирно и спокойно, и Аристодем справедливо считает, что можно снова без боязни вести торговлю. Как же он разозлится, если у отца все получится в Беренике!
Тот человек, который осмелился возразить землевладельцу, сдержанно хихикнул. Это был местный лавочник, который, в отличие от всех других, не зависел от Аристодема.
– Ты думаешь, что капитан корабля все еще терпеливо ждет, выглядывая твой караван? – спросил он, не скрывая иронии.
Аристодем, сохраняя надменное и неизменно насмешливое выражение лица, резко повернулся к нему, и лавочник тут же посерьезнел.
