Джиллиан Брэдшоу - Наследник Клеопатры
Монеты, положенные на глаза Эвмена, напоминают жуков, вгрызающихся в живую плоть.
Филадельф упал и разбил себе нос. Пошла кровь. Она стекает на его пурпурный плащ и бело-золотой хитон. Его маленькое личико сморщилось и покраснело от рева. Цезарион подбегает и берет его на руки, тоже пачкаясь в крови.
Кровь тонкими струйками непрерывно льется из вскрытого затылка и стекает по канавкам, которые вырезаны в каменном полу. «Ты видишь желудочки мозга», – доносится голос из ниоткуда, и рука жертвы вздрагивает...
Жарко, снова болит бок. Кто-то держит его за плечо, вглядываясь ему в лицо... Смуглый мужчина с мощной челюстью... Ани. У него взволнованный вид.
Цезарион отвернулся и оттолкнул настойчивую руку караванщика. Он снова нащупал мешочек с травами и приложил его к лицу, глубоко вдыхая пряный аромат.
– Милостивая мать Изида! – воскликнул Ани.
Цезарион молчал, но египтянин не успокаивался и, чуть подождав, спросил:
– Что... что это с тобой?
– У меня был приступ, – коротко ответил Цезарион. – Небольшой.
Юноша уже ясно чувствовал запах лекарства, сладковатый, теплый и немного резкий. Внезапно он представил, как запах поднимается и достигает желудочков его собственного мозга...
Нет. Нельзя об этом думать.
– Но ты не упал. Я думал...
– Иногда я падаю, – холодно произнес Цезарион. – А иногда у меня случаются кратковременные приступы вроде этого.
Повисло неловкое молчание. Затем Ани снова положил свою руку на плечо Цезариона и слегка сжал его. Тот, рассердившись, поднял голову и... был до глубины души поражен, увидев искреннее сочувствие в глазах египтянина.
– У тебя был такой вид, будто ты побывал в Аиде, – тихо сказал Ани.
Цезарион растерялся и, смутившись, посмотрел на караванщика.
– Такое с тобой случается тоже раз в месяц? – мягко спросил Ани.
– Нет, – ответил Цезарион и отвернулся, вытирая лицо ладонью. – Такое случается чаще. Раз в три-четыре дня, когда я был дома. Но это... это не похоже на сильные приступы. Они длятся всего несколько минут, а затем я могу продолжать то, чем занимался до приступа.
Внезапно он понял, что нужно рассказать об этом подробнее: с ним, без всякого сомнения, будут случаться приступы в дороге, и Ани придется о нем заботиться.
– Когда у меня тяжелый приступ, – волнуясь, начал объяснять Цезарион, – я падаю и бьюсь в конвульсиях. А когда слабый, я просто... Мне говорили, что я начинаю что-то бормотать, уставившись в одну точку...
– У тебя был такой вид, будто тебе почудилось что-то ужасное, – сказал Ани. – Я тряс тебя за плечи и пытался докричаться до тебя, но ты, казалось, не слышал и не видел меня.
– Так и есть: я ничего не вижу и не слышу в момент приступа, но и не падаю, даже если до этого стоял или шел. Поэтому такой приступ не очень опасен. Но все равно, когда я чувствую, что это вот-вот произойдет, стараюсь присесть на случай, если вдруг приступ окажется сильным. Я не могу предугадать, насколько тяжелым он будет, поэтому не хочу рисковать. На самом деле, когда приближается приступ, я начинаю утрачивать связь с действительностью и ничего не воспринимаю до того момента, как приду в себя.
– Ты плакал... – Ани выглядел смущенным и обеспокоенным.
– Ко мне возвращаются воспоминания. Я вижу то, что со мной происходило раньше. Обычно это отрывки о неприятных событиях, которые меня напугали в детстве. Но это... не опасно. Иногда после такого приступа я чувствую себя не очень хорошо, однако довольно быстро восстанавливаюсь в своем прежнем состоянии. Вели я нахожусь в компании других людей, то стараюсь просто отойти от них... Но беспокоиться на самом деле не о чем. Можешь нe обращать на это внимания. С тех пор как мы с тобой встретились, такое уже случалось неоднократно, но ты ничего не заметил, потому что в тот момент мы не разговаривали. – Арион тяжело вздох-пул и замолчал.
Караванщик не сводил с него глаз.
– Сильные приступы, – продолжил юноша, – случаются обычно не чаще одного раза в месяц. В последнее время их было больше, но я объясняю это жарой, болью от раны и... переживаниями. Обычно я успеваю присесть, прежде чем приступ набирает силу, и тем самым исключаю риск серьезно удариться. Если в этот момент ты будешь рядом, ничего не предпринимай, за исключением, конечно, ситуации, когда я что-нибудь опрокину или наткнусь на что-нибудь. Приступ пройдет сам собой, а твое вмешательство может только навредить. После тяжелого приступа я несколько часов нахожусь без сознания. Доктора говорят, что у меня это намного дольше, чем у других людей, страдающих такой же болезнью. Я ничего не чувствую и не знаю, что со мной происходит. Если есть возможность, лучше всего будет, если меня оставят в покое и дадут выспаться. Ненавижу, когда я прихожу в себя и обнаруживаю, что обо мне пытались позаботиться, но не могу даже предположить, что со мной делали. Понятно, если я упаду посреди дороги, то тебе придется перенести меня в другое место, но надеюсь, что этого не произойдет. Если повезет, то, возможно, у меня и не будет такого сильного приступа до того, как мы с тобой расстанемся.
Ани внимательно слушал юношу, и в его взгляде сквозило искреннее участие, из-за чего Цезарион чувствовал нарастающие в нем смущение, раздражение и стыд.
– Я буду молиться богам, чтобы они берегли тебя, – серьезно сказал египтянин.
Стараясь не смотреть на Ани, Цезарион ответил:
– Боги здесь ни при чем, как и при любой другой болезни. Ани, надув щеки, выпустил воздух.
– Ну, не зря же ее называют проклятой болезнью, – осторожно заметил египтянин. Наверное, боги все-таки имеют к ней отношение. В Коптосе говорят, что ее вызывают демоны.
– Это болезнь мозга.
– Правда? – в голосе Ани прозвучала такая заинтересованность, что Цезарион с удивлением посмотрел на него. – Это говорят ваши доктора-греки? А почему они так думают?
– Мозг – вместилище сознания и разума. При этой болезни...
– А в Коптосе считают, что сознание находится в сердце.
– Они ошибаются. Это очень просто доказать. Если человека сильно ранили в области сердца, то он может упасть и ему, возможно, будет трудно дышать, но он не потеряет сознания. Другое дело, если его ранят в голову. Люди, получившие ранение в голову, могут утратить дар речи, зрение или память, и это может не восстановиться и после выздоровления, даже если сам язык или глаза не повреждены.
– Верно! – воскликнул Ани. – Никогда об этом не задумывался. Вот как рассуждают ваши доктора. А что они говорят о сердце?
– Сердце – это огонь, горнило, которое подогревает жизненный дух и гонит его вместе с кровью по всему телу.
– Я видел кровеносные сосуды в сердце куриц и свиней. Я никогда не задумывался над этим, но, похоже, ты прав. Кровь действительно течет от сердца ко всем частям тела. И что ваши доктора говорят о проклятой болезни?
