АНДРЕЙ ВАЛЕРЬЕВ - ФОРПОСТ – 3
Севка был очень встревожен – если они не довезут до отца Петра этого немца живым, то проблем не миновать. Проблем серьёзных и чреватых. Понимал это и Константин Сергеевич. Начальник длинно выматерился.
– Где этот баран? Вася! Ты у меня весь обратный путь с вёсел не слезешь! Гальюн тоже драить будешь в одиночку, понял?!
– Понял.
Вид у Васи был не весёлый.
– Приведи эту девку, пусть она с ним сидит. Бегоооом! Твою мать…
'Опять эта грудь! А красиво, всё-таки'
Ване было не чуждо чувство прекрасного.
– Быр-быр.
Девушка нежно шептала, осторожно прикладывая мокрый пучок травы к левому глазу.
'Таааак! А глаз то не открывается!'
Ваня окончательно открыл правый глаз, внимательно посмотрел на негритянку и улыбнулся.
– Water?
– Ес, ма шери.
'Интересно, откуда здесь поп? И почему меня называют Сатаной и Разрушителем? Секта?'
Вспомнив это слово, Ваня затосковал. Даже Спиридоновские родноверы теперь казались ему милыми и родными. Белыми и пушистыми. А тут – разгром посёлка, убийства женщин и детей. Неспровоцированная агрессия против его лодки. Факты складывались сами собой в стройную и логически выверенную цепочку.
'Твою мать! Секта. И у них есть… как её… Анастасия… э… Ивановна? И она у них типа предсказательница, да? Интересно. А лодка то!'
Тут Маляренко едва не подпрыгнул на месте. Как же он мог упустить! Лодка у этих хмырей была ТОЧНО ТАКАЯ ЖЕ КАК И У НЕГО.
'Ой, бляяяяяя!'
Эти ребята, судя по всему, пошли по пути Романова. Под руководством…
Маляренко почувствовал, как у него бешено забилось сердце.
'Под руководством…'
Солнце уползло за гору, когда пленник наконец проснулся и о чём-то помурлыкав с чёрной девкой, отправил её за водой. У Кости отлегло от сердца. Этот, насколько усердный в молении и сильный в вере, настолько и тупой поп-вонючка едва не свёл в могилу такого языка! Поротой спиной он, Константин Сергеевич, точно бы не отделался.
Немца аккуратно усадили, дали ему вдоволь напиться и снова сунули под нос склянку с нашатырём. Единственный глаз пленника чуть не вылез на лоб, но, судя по всему, почувствовал он себя значительно лучше. Покачивать его перестало, да и голова уже почти не тряслась.
Батюшка снова влез первым.
– Шпрехен за дойч?
Вокруг, с напряжённым интересом, стояли все двенадцать человек экипажа. Какая вонь шла изо рта попа все прекрасно знали. Пленник даже не поморщился. Он спокойно проигнорировал маячившую перед ним рожу и, пристально посмотрев своим синим глазом на командира, так же спокойно произнёс.
– Батюшка. Вы бы зубы, что ли, почистили.
К чести попа, ни орать, ни брызгать слюной он не стал. Он с клацаньем захлопнул рот и отошёл на два шага.
'К нам едет ревизор. Немая сцена. Часть вторая'
Первым, как ни странно, очнулся 'дебил' Вася.
– Н-ну. Я же говорил, что у него рожа наша. Я этих иностранцев за километр чую.
Народ дружно сгрудился вокруг пленника и загомонил.
– А ну тихо все!
Дядя Костя отодвинул своих бойцов и, подойдя ближе, присел перед Ваней на корточки.
– Ты кто таков будешь, мил-человек?
'Они чего, ещё и старорежимную речь переняли?'
Маляренко проигнорировал вопрос, допил воду и нагло поинтересовался.
– Мужики, вы чего? Вконец о…ели?! На нормальных людей кидаетесь?
У дяди Кости от удивления отвалилась челюсть.
– Да ты…
– Да – я! Чего 'да ты'? Мы с этими туземцами уже полгода торгуем. Они нам масло, мы им – железо. Чего 'да ты', я тебя спрашиваю?! Вы какого хрена наших рабочих побили? ЭТО НАША КОРОВА И МЫ ЕЁ ДОИМ! А в меня зачем стреляли? Вы у меня хоть ножик видели, хоть палку какую? Бараны, блять!
На пляже воцарилась гробовая тишина. Никто и представить себе не мог, что эта бессловесная немецкая скотинка вдруг в ответ выдаст полсотни матерных слов в течение тридцати секунд.
– Урррроды! Трам-тарарам-там-там!
'Ох и несёт же вас, Иван Андреевич!'
– Да я…
'Да и пох!'
Было весело. Очень страшно. Но весело. Жизнь была в прошлом. Осталось лишь достойно и весело умереть.
'А сейчас меня будут убивать'
Дядя Костя закусил губу и медленно поднялся на ноги, поп цыкнул, а 'дебил' подошёл и с оттягом, от всей души, засандалил тяжеленным сапогом прямо в лицо Ивана.
Занавес.
Глава 4.
'Не. Это глюки какие-то. Откуда тут Виктор Цой? Ха! А я то – живой!'
Лицо болело сильнее, чем бок и рука вместе взятые. В ушах шумело, а нос так и вовсе – не дышал.
– … но если есть в кармане пачка-а-а… сигарет…
'Тянут. Песня быстрее поётся'
Маляренко открыл глаз. Лодка. Море. И гребцы.
– … и билет… на самолёт… и-ии-и рраз, и два!
'Забавно они себе ритм задают'
Мысли текли лениво и неспешно. Ваня слегка повернул голову и огляделся.
'Ага. Палуба. Я лежу. Ого!'
Ни ботинок, ни камуфляжа на нём уже не было. Вместо трусов на нём были чужие рваные штаны. Безразмерные и не очень чистые.
– Командир! Он очнулся!
Ближайший гребец с интересом посмотрел на пассажира, а потом неожиданно приятельски подмигнул.
Дядя Костя с допросами и новыми побоями торопиться не стал. Он кликнул ребят и четверо накачанных пареньков аккуратно перенесли страдальца в трюм, уложив Ваню на весьма приличный топчан. Места в этом трюме было куда как больше чем на 'Беде'. Маляренко ковырнул пальцем пустое гнездо для крепления Стерлинга и хмыкнул. Стало ясно почему эти ухари не погнались за 'Бедой', шедшей на прорыв из бухты.
– А движок где?
На точно таком же топчане, стоявшем у другого борта, сидел батюшка. Он отложил перо, размял пальцы, посмотрел на Константина и предложил тому присесть рядом. Вопрос Ивана они оба проигнорировали.
– Лёня… приведи… пусть…
Видимо некий Лёня понимал всё с полуслова, потому что в темноте трюма что-то скрипнуло и перед Иваном появилась женщина. С тазиком воды и кучей чистых тряпочек. Вид у неё был… дикий и сумасшедший. Конвоир отвесил женщине подзатыльник и показал на Ваню, мол, давай – работай.
'Ай! Ой! Уй-уй-уй! Нос, наверное, сломали. Сволочи'
'Ай-яй-яй! А с глазом что? Ай! Аккуратней!'
'Ухххх… Ойййй… Бляяяяя'
Растрёпанная женщина с потухшими глазами закончила отмывать и перевязывать Маляренко и исчезла в темноте вместе со своим конвоиром. В ярко освещённом кубрике, под открытым люком остались только дядя Костя, батюшка и сам Иван.
Начал снова поп.
– Перекрестись!
– А?
Маляренко, признаться, растерялся.
– Креста на тебе нет!
Глаза у попа не горели фанатизмом, но вид у него был весьма решительный.
– Крещён? Почему крест не носишь? Перекрестись!
