Дина Лампитт - Серебряный лебедь
На этом интересном человеке был бархатный сюртук цвета цикламена, отделанный лиловым атласом и серебром. В такой гамме был выдержан весь его костюм — плащ был лиловым, жилет — серебристым с вкраплениями розового, а брюки — цвета лаванды. С серебряной трости ниспадали пурпурные ленты.
Эту трость ему сейчас подавали с борта корабля, но, несмотря на все крики и усилия, он, казалось, никак не мог до нее дотянуться.
Сибелла не знала, куда лучше смотреть. Джозеф (а это был именно он) смешил ее своим видом, поэтому она устремила взгляд чуть правее него, что. не было заметно издалека.
— Сто чертей! — кричал Джозеф. — Долго я буду тут прыгать, как обезьяна! Неужели никто из вас, мерзавцы, не может помочь мне? Проклятие, вы на меня так смотрите, как будто я только за это вам и плачу! Вы выведете меня из себя! Сибелла, ну сделайте же что-нибудь!
Лестница вдруг закачалась из стороны в сторону, как живая, и усилия Джозефа наконец возымели успех.
— Господи, неужели мне суждено утонуть? Отправляйтесь все к чертям собачьим, вы…
К счастью, последние слова были заглушены пушечными выстрелами с берега. Мощным броском Джозеф оторвался от лестницы и уселся в шлюпку. Такое движение вряд ли было свойственно тому типу, за которого он себя выдавал, но он тут же, как бы желая сгладить это впечатление, манерно промокнул лоб надушенным носовым платком.
— Странная жизнь, Сибелла. Когда мне было десять лет, я должен был последовать зову инстинктов и остаться в Лондоне. Кому нужна эта Европа? Только тем, кто любит глазеть на гниющие развалины и непокоренные вершины. Боже мой! Должно быть, я схожу с ума!
Джозеф плотнее завернулся в плащ, надвинул шляпу на глаза и что-то забормотал себе под нос. Сибелла посмотрела на него с некоторым удивлением, потому что даже она была не совсем подготовлена к такому спектаклю, при виде которого матросы скалили зубы и опускали глаза.
— Джозеф? — тихо вымолвила она.
— Оставьте меня, мне все надоело, — ответил он, а сам взглянул на нее из-за воротника плаща своими чистыми глазами и снова медленно опустил веки.
— Хорошо, сэр, — сказала она, отвернувшись, чтобы спрятать лицо.
Когда лодка подплыла к берегу и причалила к пристани, из толпы ожидающих вышел человек со шляпой в руках. Блестящими глазами он оценивающе посмотрел на Сибеллу, и это показалось ей очень дерзким, но смущение незнакомца и то, что она ему явно понравилась, не оставили в ней ни капли раздражения. Так она впервые в жизни ступила на французскую землю. Незнакомец склонился над ее рукой:
— Миссис Гейдж?
— Да.
— Капитан Чарльз Воган к вашим услугам, мадам. Смею сказать, что Джозефу очень повезло.
За их спинами раздался писклявый голос, и по набережной застучали невообразимые красные каблуки. Длинные тонкие пальцы белой руки потянулись к шелковому платку, чтобы промокнуть нос.
— Мистер Гейдж, я заказал для вас карету. Не будете ли вы и мадам так любезны и не пройдете ли со мной?
— Господи, — воскликнул Джозеф, — если здесь окажется больше двух шагов, я умру от усталости! Все вокруг качается. Сибелла, Воган, возьмите меня под руки, будьте так добры.
Он почти повис у них на руках, топая каблуками по мостовой. Когда они подходили к закрытой карете, кучер с большим любопытством всматривался в них. Капитан кивнул ему, ничего не говоря о том, куда их везти, затем вместе с Сибеллой впихнул внутрь Джозефа, чье лицо как-то неприятно позеленело. Уставшая до изнеможения Сибелла откинулась на сиденье и увидела, как Джозеф осторожно приоткрыл один глаз.
— На побережье все чисто? — прошептал он.
— Да, ваша светлость шут гороховый. Прошу прощения, мадам.
Джозеф вскочил на ноги, что-то закричал, словно ребенок, выбежавший из класса после уроков, и подбросил в воздух свою шляпу и невообразимый парик.
Сибелла оцепенела от удивления, когда капитан сделал в ее сторону несколько элегантных шагов, упал на одно колено и схватил ее за руку.
— Милая вы моя, — воскликнул он, — клянусь, что вы — самое прекрасное из всех живых существ! Вы мне так нравитесь! — С этими словами он обрушил на руку Сибеллы град поцелуев. — Вы поедете с нами, моя красавица? При польском дворе вам будет так хорошо! Там в ваш маленький ротик все время будут вкладывать сладости.
— При польском дворе?
Она была совершенно сбита с толку. Капитан попытался принять серьезный вид, но на его лице все равно сияла улыбка.
— А какой у нее сладкий голосок! Что ж, Джозеф, вы самый счастливый человек из всех, живущих на этой земле. Но все-таки при польском дворе, моя драгоценная мадам.
Он вдруг громко запел. Джозеф сказал:
— Так вы нашли ее?
— Кажется, да. — Капитан поправил галстук. — Я прошу прощения, мадам, но я, ей-богу, за последнее время, всего за несколько месяцев, перевидал столько некрасивых женщин — у принцессы Фурстенберга, например, нос как у алкоголика, другая, из Германии, — бесцветная сорокалетняя толстуха, а принцесса Бадена — карлица с рябым лицом.
— Правда? — удивилась Сибелла.
— Это так же верно, как то, что я стою сейчас перед вами на коленях. Но совсем недавно я нашел трех маленьких красоток, и все — сестры. Польша произвела на свет целое веселое гнездышко горлиц. Но какую из них выбрать — вот в чем вопрос. И мы предоставим решить его вашему красавцу мужу. Он сможет поговорить с ними на их языке и тогда уж выяснит, которая лучше.
Немного помолчав, он добавил:
— Конечно, все это состоится, если вы не будете возражать, мадам.
Пару секунд Сибелла колебалась, потому что не имела ни малейшего желания терять время, пока муж любезничает с другими женщинами, хоть бы даже и ради короля Джеймса. Но потом ее словно озарило — она ведь знала, что им это предстоит, что все просчитано правильно, что одна из польских принцесс может стать великолепной невестой короля и в будущем родить ребенка, который без особых трудностей возродит британский трон.
— Возражать? — удивленно переспросила она. — Что вы! Я и сама с нетерпением жду того момента, когда их увижу. Пойдемте, Джозеф, мы не должны заставлять дам ждать.
Под песню капитана Вогана лошади рванули вперед, и карета направилась к французской границе.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— …И, если можете, идите сразу же, сэр, потому что он очень встревожен.
Том тяжело дышал, поскольку только что пробежал от дома до конюшен, а его узенькие глазки так сверкали от возбуждения, что Гиацинт никак не мог определить, куда же он смотрит.
— Как ты думаешь, почему?
— Понятия не имею, сэр. Если, конечно… — Глаза Тома стали лукавыми. — …Если речь идет не о ней.
