Барбара Мецгер - Крылья любви
– Теперь пришло время сказать, что я об этом горько сожалею.
– Да, теперь, когда я принята в высшее общество, ты боишься, что я могу помешать тебе, нанести тебе такой же силы удар, какой ты нанесла мне? Ты боишься влияния графини на мнение света?
Лоррейн покачала головой.
– Это все Роджер.
– Понимаю. Он так и не узнал, что это ты виновна в его беде, не так ли? Он не сообразил, что ты воспользовалась своим предательством по отношению к Элгину, подсунув ему меня, и проложила себе путь к другому, более выгодному союзу.
– Да, он ничего не узнал. И женился на мне из чувства порядочности.
– Его, а не твоей.
Лоррейн согласно кивнула.
– Я не могла признаться и разрушить все даже после того, как ты уехала.
– Но ведь ты прекрасно знала, что увидишь меня снова. Я вышла замуж за брата твоего собственного мужа. Мы могли бы приехать в Маклин-Мэнор и погостить там после окончания войны.
– Нет, даже леди Кормак сочла, что лучше вас не приглашать. Она думала…
– Я знаю, она думала, что я распутная девчонка, которая соблазнила Элгина. Но ведь Роджер мог захотеть повидаться с братом. А я могла в один прекрасный день все рассказать Роджеру.
– Я надеялась, что он тебе не поверит, если этот день когда-нибудь наступит.
– Выходит, что тебе так или иначе пришлось бы отлучить семью бедняги Элгина от его родных, чтобы твоя тайна не была раскрыта?
– Нет! – воскликнула Лоррейн так громко, что ее муж привстал было со стула, но Ардет положил ладонь ему на рукав, и Роджер подчинился. – Нет, – повторила Лоррейн, понизив голос, – нет, я вовсе не хотела, чтобы Элгин не вернулся с войны или вообще был разлучен со своими родителями. Просто так вышло, что одно привело к другому.
– И твоя ложь осталась неразоблаченной, – медленно проговорила Джини, подумав, что и она скрывает правду об Элгине ради того, чтобы Лоррейн верила, будто он погиб в сражении. А леди Кормак никогда и никому не расскажет о позорной смерти своего сына. Джини вздохнула и сказала, что она все понимает.
– Благодарю тебя. Видишь ли, у нас с Роджером удачный брак, но каждый раз, когда я вижу дочь герцога, которую прочили ему в жены, я начинаю гадать, не хотел ли мой супруг, чтобы все вышло иначе. Не могу понять, любит ли он меня на самом деле или просто слишком благороден, чтобы вести себя по-другому. Я не знаю, есть ли у него любовница, посещает ли он дома свиданий. Я этого никогда не узнаю, и это мучительно. Я расплачиваюсь за свои грехи, Джини, расплачиваюсь за них с первого дня моего замужества.
– Но не так, как я расплатилась за них, – сказала Джини, вспомнив страшные дни в Канаде и полные отчаяния месяцы в Португалии, а также то, как он говорил всем, что она его сестра, и проводил свободное время со своими приятелями-холостяками. – Нет, у меня все было иначе.
– Элгин стал для тебя недурной добычей. Он был бы вполне хорош и для меня.
– Недурной добычей? Ну, это не та форель, которая клюнула бы на мою удочку. Он любил тебя. И если бы не ваш заговор, он женился бы на тебе. Стал бы помогать отцу управляться с имением, а потом вступил бы во владение землей. Он никогда не хотел быть солдатом. Не хотел следовать за армией и оставаться без привычных удобств. И он не хотел меня!
Ардет, видимо, собирался вмешаться в разговор, но Джини отмахнулась от него.
– Зато Ардет хочет тебя, – усмехнулась Лоррейн.
– Ардет совсем особенный. Иногда я понять не могу, чего он на самом деле хочет.
– Фу, да стоит только посмотреть, как он следит за каждым твоим движением! Он только и мечтает о том, чтобы заняться с тобой любовью.
– Нет, он просто наблюдает за мной из чувства ответственности.
– В таком случае ты все тот же несмышленыш, если не видишь того, что вижу я.
Джини не приняла всерьез слов сестры. В самом деле, что Лоррейн может знать об Ардете? Разве ей может быть известно, что он намеревается исчезнуть через шесть месяцев – теперь уже через пять, – что он хочет истратить на благотворительность почти все свое состояние?
– Ну хорошо, скажи мне все-таки, почему ты согласилась поговорить со мной наедине?
– Чтобы упросить тебя ни о чем не рассказывать. Умолять тебя о прощении. Ведь я теперь другая, лучше, чем была.
– Теперь, когда получила то, чего добивалась.
– Ты стала красивой, Джини, однако время сделало тебя беспощадной.
– Не знаю, как насчет красоты. Но у меня нет причин быть озлобленной.
– Постарайся понять, прошу тебя. Я не просто хотела заполучить титул Роджера, мне нужна была его привязанность. Я никогда не смогу обрести его любовь. Я с этим смирилась. Но я люблю своего сына.
Джини не удержалась от вопросов:
– Сколько ему лет? Как его зовут?
– Моему Питеру около трех лет, и он для меня дороже самой жизни. У него шапка белокурых кудрей, как у меня в детстве, но глаза у него такие же зеленые, как твои, а нос как у Роджера. Он уже знает несколько букв и умеет считать до десяти. Плачет редко и никогда не устраивает истерик, как дети некоторых моих знакомых. Он просто ангел.
Это был родной племянник Джини.
– Хотелось бы как-нибудь познакомиться с этим совершенством, – сказала она. – Он сейчас в деревне?
– Нет, у него нелады со здоровьем, потому мы сейчас в городе. Здесь врачи гораздо опытнее, чем сельские костоправы. Но пока они не смогли вылечить мальчика от кашля.
– Очень жаль, – совершенно искренне произнесла Джини.
– Так ты прощаешь меня?
– Я… думаю, что должна простить, раз ты меня об этом просишь. И проповеди в церкви, и Библия на этом настаивают.
Джини решила, что Ардет будет с этим согласен. Он не раз говорил, что, не прощая чужие грехи, сам не получишь прощения. Как же она, Джини, может не простить кающуюся?
Лоррейн явно почувствовала облегчение. Но прежде чем поставить точку, Джини добавила:
– Я могу простить, Лоррейн, но я не могу забыть. И в этом все дело. Сомневаюсь, что буду доверять тебе в дальнейшем.
Лоррейн смахнула слезу.
– Клянусь, что никогда больше не причиню тебе боли. Я зажму рты сплетникам. Вот увидишь, репутация твоя будет восстановлена.
– Думаю, что это уже сделала леди Винросс.
– Но мы могли бы встречаться. Кататься в парке верхом или в экипаже, забронировать ложу в опере.
И то и другое было сейчас нужнее Лоррейн, чем Джини. Джини задумалась, сомневаясь в побуждениях Лоррейн и ее искренности.
– У меня сейчас больше приглашений, чем я могу принять, – не без удовольствия сказала она.
– В таком случае я упрошу папу признать тебя и твой брак и уговорю маму снова вписать твое имя в семейную Библию. Я скажу им, что ты ни в чем не виновата, что происшедшее было недоразумением. Они будут обязаны пригласить тебя домой во время твоего свадебного путешествия или на Рождество, и все соседи увидят, какой замечательной леди ты стала, графиня.
