Сьюзен Виггз - Прими день грядущий
Даже замечательные бескровные победы у Каскаскии и Кахокии уже не могли поддержать боевой дух людей полковника Кларка в этом тяжелом походе, на двести забытых Богом миль, к реке Вабаш. Отряд направлялся в форт Сасквиль, в Винсенне. Полковник Кларк был исполнен решимости отбить этот форт у генерала Гамильтона, легендарного британского «Покупателя скальпов».
Для переправы через Вабаш патриоты построили плоты. Рурк вместе с Калвином Гринлифом и Барди Тинсли оказался на первом плоту. Им предстояло найти на противоположном берегу бурлящей желтой реки место, удобное для высадки отряда. Они долго сражались с потоком до дрожи в руках и ногах, пока наконец не пристали к покрытому кустарником и зарослями болотной травы берегу.
– Вот и избавление – воскликнул Тинсли, открывая флягу с грогом.
Однако ему так и не удалось выпить: река принесла их прямо в руки воинов племени Шони. Калвин Гринлиф оказался самым проворным и успел вскочить обратно на плот: ухватившись за ветку, он швырнул на него свое тело, отчаянно призывая Рурка и Барди сделать то же самое. Но путь к отступлению уже был отрезан. Повсюду мелькали разрисованные красным и черным лица индейцев.
– Плыви один, Калвин, давай! – крикнул Рурк.
Он почувствовал внезапное облегчение, наблюдая за тем, как стремительный поток уносит юношу в безопасное место. Вдруг Рурк отчетливо услышал:
– Рурк Эдер!
Только один индеец знал это имя и произносил его, как самое страшное ругательство – Черный Медведь. Рурк почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он тоже узнал своего заклятого врага. За два года, прошедшие со времени стычки в Харродсбурге, юноша заметно вырос и стал еще злее. Его глаза по-прежнему полыхали ненавистью, словно отца убили только вчера. Остальные индейцы, а их было с полдюжины, также явно жаждали крови. Они яростно били себя кулаками в грудь, гремели ожерельями из медвежьих клыков и неистово вопили в диком возбуждении.
Осознав безвыходность ситуации, Барди Тинсли, рослый седеющий солдат, с отчаянным рыданием упал на землю.
Индейцы почему-то медлили; Рурк ощутил на себе их оценивающие взгляды. Решив бороться до последнего, он неожиданно бросился на самого высокого из врагов, стараясь сбить его с ног так, чтобы тот упал в заросли. Однако дни голодных маршей ослабили Рурка, замедлив и движения, и реакцию. Он промахнулся. Краснокожие тут же кучей навалились на него. Замелькали грязные руки, занесенные томагавки. Рурк попытался оказать сопротивление, но, оказалось, что нужно огромное усилие просто для того, чтобы набрать в легкие воздуха. В считанные минуты индейцы отобрали у него вещмешок, связали за спиной руки, а затем, вместе с Барди Тинсли, потащили вглубь леса, то волоча по земле, то заставляя идти самих по заросшей тропе. На протяжении всего пути пылавшие ненавистью краснокожие поощряли пленников копьями, кулаками и грубыми издевательствами.
Рурка разбудил звук приглушенных рыданий. Какое-то время, ничего не понимая, он недоуменно осматривался вокруг себя. Его мозг, затянутый пеленой боли, голода и холода, работал слишком вяло. Но жало шипящего дождя привело Рурка в чувства, и он сразу все вспомнил: четырехдневный переход к лагерю Шони, зловещую радость победителей… Да, судя по всему, их ждет нелегкая смерть.
– Прекрати эти адские всхлипывания, Барди, – резко приказал Рурк. – Неужели ты думаешь, что это поможет?
– Боже милостивый, но мне страшно, Рурк, – заныл Тинсли. – Ведь они собираются забить нас, как пару кроликов. В этих краснокожих нет ничего человеческого.
Рурк отвернулся. Он знал, что Тинсли обожал рассуждать о приличиях. А между тем, в Харродсбурге сам беспрестанно хвастался участием в побоище Грейтхауза и, хихикая, рассказывал, как изнасиловал беременную индианку, а потом вырезал у нее из живота нерожденного ребенка.
В центре маленького лагеря мерцал костер, возле которого праздно шатались несколько индейцев, издеваясь над пленниками на своем гортанном, с придыханиями, языке. Тинсли старательно прятал от краснокожих свое лицо, Рурк же, напротив, смотрел на них прямо и открыто.
Неподалеку от них бродила какая-то женщина. Поначалу Рурку удалось разглядеть только грязное лицо да рваное платье. Но вот женщина подошла ближе, и ее лицо на миг озарилось оранжевым светом костра. Несмотря на всю свою вялость и заторможенность, Рурк почувствовал слабый толчок мысли.
– Боже всемогущий! – выдохнул он, протягивая вперед связанные руки. – Эми Паркер! Эми, это я, Рурк Эдер!
Женщина еле слышно вскрикнула и отшатнулась, оглянувшись по сторонам, затем медленно и осторожно приблизилась к пленникам. Она уже собиралась что-то сказать, но один из краснокожих «каркнул» ей какой-то приказ и, подойдя, грубо дернул за руку.
В ту же секунду что-то упало на землю, совсем недалеко от Рурка. Он с трудом дотянулся связанными руками до предмета и поднял брошенный Эми нож. Зажав его между коленями так, чтобы не было видно со стороны, Рурк принялся осторожно перерезать ремни, которыми были связаны руки.
Вскоре возле костра в сопровождении еще одного краснокожего появился Черный Медведь. Судя по всему, они приходились друг другу братьями, настолько были похожи. Индейцы смеялись и болтали, стоя над пленниками, без сомнения, обсуждая, как отомстить за своего отца. Черный Медведь специально выставил напоказ пояс, на котором висели скальпы, и покачивал ими перед лицом Рурка.
Скальпы были с темными и светлыми волосами. От них исходил тошнотворный запах засохшей крови. Внимание Рурка привлек один скальп с необыкновенными белокурыми локонами, которые могли принадлежать только маленькому ребенку.
– Дьяволы, – с ненавистью выдавил Рурк сквозь плотно сжатые зубы.
Он вспомнил генерала Генри Гамильтона, который щедро платил индейцам за скальпы их врагов, и пожалел, что уже никогда не попадет в Винсенн, чтобы сказать этому «Покупателю скальпов», что думает о нем.
Неожиданно среди индейцев началось какое-то движение: женщины и дети ушли, а группа из восьми краснокожих, включая Черного Медведя и его брата, вплотную подошла к пленникам. Тинсли забрали первым, очевидно, потому, что он уже начал раздражать индейцев своим постоянным хныканьем, и утащили куда-то в сторону.
Рурк закрыл глаза, чтобы не видеть мучений Барди, но был не в состоянии приглушить свой слух и обоняние. Крики Тинсли оглашали воздух и улетали к первым вечерним звездам. От этих звуков Рурк начал дрожать всем телом, а почувствовав запах горелого мяса, уже не мог противостоять дурноте. Собрав последние силы, он снова принялся перерезать ножом кожаные путы.
