Вера Крыжановская - Голгофа женщины
Иван Федорович жил на даче в Павловске. Он собирался идти на музыку, когда к нему приехал Ричард.
Этот неожиданный приезд брата, которого он почти забыл, был для него неприятным сюрпризом, но Иван Федорович был слишком хорошим комедиантом, чтобы показать это. На вопрос брата, не помешал ли он ему, он горячо ответил:
— Как можешь ты говорить это, Ричард? Я так счастлив видеть тебя после стольких лет разлуки, происшедшей к тому же по моей вине, но мог ли я думать, что ты так трагически примешь мою глупую выходку?
— Сохрани меня Бог сердиться на тебя за эту выходку, которой я обязан самыми интересными годами моей жизни. Чего я не повидал, не узнал и не испытал вместо того, чтобы жить в своей квартире!
Братья вышли на террасу. Во время разговора Ричард Федорович прежде всего упомянул о несчастья, поразившем брата, а именно об исчезновении его дочери.
— Да, это было для меня ужасным ударом, и этим я обязан исключительно непростительной небрежности моей бывшей жены. Кстати, должен сказать тебе, что я развелся с ней. Ксения Александровна бросила детей на руки немки-бонны и позволила им по целым дням бегать одним; и вот результат — Ольга исчезла.
— А по какой же причине ты развелся с Ксенией Александровной? Впрочем, ты, может быть, сочтешь мой вопрос нескромным?
— Нисколько! Только я полагаю, что для тебя не будет интересен рассказ о наших супружеских скандалах. Видишь ли, со времени исчезновения Ольги, характер Ксении Александровны сделался положительно невыносимым: вместо того, чтобы осознать свою вину и со смирением переносить все последствия своего недосмотра, она бесновалась, как сумасшедшая и винила всех в случившемся несчастьи. Затем она возненавидела нашего приемного сына, прелестного мальчугана, которого нам подбросили и которого она сама пожелала оставить у себя. Она как бы мстила ему за то, что пропал не он, а ее собственная дочь! Просто даже смешно!.. Затем, когда я выиграл семьдесят пять тысяч и, устроившись прилично, стал делать у себя приемы, всякий раз, как к нам кто-нибудь приходил, она принимала вид Ниобеи. Этим она положительно расстраивала мне нервы… Наконец, мы расстались и я принял даже на себя вину, так как вовсе не расположен снова жениться: подобную глупость не делают дважды! — со смехом закончил Иван Федорович.
— Где же теперь проживает Ксения Александровна?
— От меня она уехала в Москву. Больше я ничего не знаю о ней. Но почему ты спрашиваешь меня об этом? Не думаешь ли ты навестить ее? — насмешливо спросил Иван Федорович. — Я положительно не советую тебе искать с ней встречи. Она очень подурнела; у нее масса седых волос, и, кроме того, она немного тронулась умом… Брр!
— Я никогда не интересовался красотой твоей жены, но я глубоко уважаю и жалею ее, — холодно ответил Ричард Федорович.
Ричард переменил разговор, а потом скоро уехал, сославшись на усталость. Два дня спустя, он уехал в Москву и без труда нашел адрес Леона Леоновича.
К большому его удивлению, ему открыл дверь Иосиф, который, узнав его, точно застыл от удивления.
— Что ты смотришь на меня, точно я какой-то выходец с того света? Ксения Александровна дома? — с улыбкой спросил Ричард Федорович.
— Дома, дома! Барыня только что вернулась. Я сейчас побегу доложить ей… Боже мой! Как барыня-то будет довольна!.. Если бы вы знали, Ричард Федорович, как я рад, что вы вернулись, — восторженно говорил Иосиф, так как он сохранил очень приятное воспоминание о щедрых чаевых Ричарда.
— Спасибо тебе, что сохранил обо мне такую добрую память. Доложи же скорее барыне; только не называй меня, а просто скажи, что приехал ее старый знакомый.
Ксения сидела в своей комнате. Тихая и спокойная жизнь, какую она вела в доме приемного, отца, благотворно действовала на ее душу и здоровье. К ней вернулись ее нежная красота и свежий цвет лица, и только горькая складка у рта и глубоко меланхоличный взгляд выдавали неизлечимую грусть, терзавшую ее душу.
Таинственный доклад Иосифа нисколько не заинтересовал, а только удивил молодую женщину, и она равнодушно вышла в гостиную. При виде же посетителя, в сильном волнении шедшего навстречу, Ксения Александровна вскрикнула и протянула обе руки.
— Ричард!.. Это вы, мой друг и благодетель!.. О, как я счастлива снова видеть вас! — вскричала она с блестящим взором.
Ричард Федорович страстно поцеловал ее руки. Затем, усадив ее на кресло и сев с ней рядом, он нежно сказал:
— Не заставляйте меня краснеть, преувеличивая ничтожные услуги, которые мне удалось оказать вам! Если же вы действительно считаете меня своим другом, расскажите мне все, что произошло здесь со времени моего отъезда: подробности несчастья, поразившего вас, и причины вашего развода с Иваном.
Ксения Александровна побледнела и слезы брызнули из ее глаз, но поборов себя, она подробно рассказала про исчезновение дочери, про свои бесплодные поиски и про возобновленные потом поиски своего приемного отца.
— О! Если бы вы знали, как очаровательна была моя бедная девочка! — вскричала она, подбегая к столу, на котором стоял портрет Ольги.
Подавая портрет Ричарду, Ксения Александровна прибавила голосом, прерывающимся от судорожных рыданий:
— И я не знаю даже, жива она или умерла.
Глубоко взволнованный, с влажными глазами, смотрел Ричард Федорович на очаровательное маленькое личико исчезнувшего ребенка. Он не сказал ни слова, но крепкое пожатие руки и нервное дрожание губ лучше всяких слов доказывали, как он сочувствует Ксении в ее несчастье.
Желая отвлечь Ксению Александровну от ее горя, Ричард Федорович мало-помалу перевел разговор на развод.
На лице молодой женщины тотчас же появилось выражение ненависти и презрения, и глаза вспыхнули гневом. Дрожа от негодования, она рассказала про позорную комедию, которую разыграли, эксплуатируя ее неопытность и добрые чувства, про смешное положение, в какое поставили ее, заставив усыновить незаконного сына мужа, и как, наконец, не довольствуясь этим, Иван осмелился упрекать ее в том, что она жалеет пропавшую дочь, считая ее жалость смешным преувеличением. В заключение, она описала случай, благодаря которому в ее руки попало письмо Юлии, открывшее ей истину.
Пока эта речь бурным потоком лилась из уст взволнованной молодой женщины, бледное лицо Ричарда Федоровича покрывалось темным румянцем.
— Я вполне понимаю, что вы желали избавиться от такого недостойного и презренного мужа, как мой братец, — сказал он после минутного молчания. — Как горько сожалею я, что столько лет пробыл в отсутствии! Если бы я был здесь, многое произошло бы совершенно иначе.
