Карен Монинг - Поцелуй горца
-Драстен, – прошептала она, изучая его лицо, такое красивое в серебряном свете луны. Его глаза открылись, горяче-металлическое лениво обольстительное серебро.
– Спасибо,– нежно сказала она. Он сделал ее первый раз прекрасным, страстным, жарким опытом, и если по таким то неизмеримым причинам она никогда не будет заниматься любовью с ним снова, она знала, что он будет эталоном, с которым она будет сравнивать мужчин всею оставшуюся жизнь.
Она падала вверх тормашками в любовь. И это было невероятное чувство.
Он поймал ее лицо в свои руки и притянул вниз голодно целуя.
-Никогда не благодари меня, девушка. Только проси меня о большем. Это лучшая похвала для мужчины, которую он может услышать от женщины. Эта и эта, – он скользнул рукой между ее ног:– женская роса, что рассказывает мужчине, как сильно она желает его.
Драстен улыбнулся ей, и точно в этот момент на небе в облаках показалась карета луны. Его улыбка резко поблекла и тело напряглось под ней. Страсть ушла из его глаз уступив место панике.
-Христос, – поклялся он: – практически слишком поздно.
Скатывая Гвен с себя, Драстен вскочил на ноги, схватил плед и бросился к каменной плите.
-Идем,– скомандовал он.
Сбитая с толку тем, что он так быстро сбросил ее с себя, все еще чувствующую сексуальное напряжение, сонную и вялую, она безучастно последовала за ним.
-Скоро полночь, – немедленно сказал он: – идем.
Гвен потянулась за одеждой, но он отрывисто бросил: нет времени одеваться, но ты должна захватить свою сумку, Гвен.
Запутавшись в его распоряжениях и полностью чувствуя себя не удобно в своей наготе, она, как бы то ни было, схватила свой рюкзак и поспешила присоединиться к нему у плиты, чрезвычайно любопытный ученый в ней хотел узнать как он собирался доказать, что его заявления правда. Заодно, сказала она себе, потом было бы больше времени заниматься любовью.
Драстен поспешно заработал, бросая периодические взгляды на небо, когда он опускал свои пальцы в краску и выводил последние символы на плите.
-Возьми мою руку.
Она сунула свою руку в его. Он секунду обдумывал расчеты, затем тряхнул головой и громогласно выдохнул.
– Молю Амергин, пусть они будут верными. Встань рядом со мной, Гвен. Здесь.
Гвен переместилась, куда он показал и попыталась всмотреться за него, что бы увидеть последние символы, но он встал по углом между ней и символами, так, что загородил ее поле зрения.
-Как ты думаешь, что произойдет, Драстен?– спросила она, смотря на свои часы, удивленная, что хоть что-то пребывало на прежнем месте, на ее теле после их доводящих до безумия любовных ласк. Она почти рассмеялась, когда осознала что это и ремень рюкзака, переброшенный через плечо, было всем, что на ней надето. Секундная стрелка двигалась с различимым тик-тик-тик.
-Гвен, я, – он прервался и посмотрел на нее.
Ее пристальный взгляд метнулся к нему. Чувствовал ли он это тоже, когда они занимались любовью? Являясь неопытной в любовных ласках, она была неуверенна, что чувство, которое она испытывала, смотря на него, было временным эффектом близости. Она подозревала, что это длилось значительный отрезок времени, но не спешила дурить саму себя. Но если он чувствовал это тоже, она бы могла верить, в то, что существовало между ними было столь же реальным и действительным как и любое арифметическое уравнение. Его пристальный взгляд гулял по всему ее телу, так, что он заставил ее почувствовать себя красивой, не короткой и … ну ладно, немного полноватой. Гвен всегда чувствовала себя не соответствующей этому миру, где длинноногие модели красовались на обложке каждого журнала и в каждом фильме. Но не с ним. В его глазах она видела отражение себя, которое было совершенным.
-Если бы, у нас была бы вечность,– печально сказал он.
Ее пальцы сжались вокруг его руки, молча поощряя его продолжать. Когда ее часы стали бить полночь, тихим металлическим тиканьем, она вздрогнула. Один. Два. Три…
-Ты прекрасна, девушка, – сказал он, обводя вниз пальцами изгиб ее щеки:– такое бесстрашное сердце.
Пять. Шесть. Семь.
-Ты пришла, что бы хоть немного позаботиться обо мне, Гвен?
Гвен, не доверяя себе говорить, кивнула, неожиданно ее горло сжалось. Он выглядел таким расстроенным, что она испугалась, что по-глупому могла бы выпалить сентиментальные вещи и оставить себя в дураках. Она уже сказала одну вещь. Пока они занимались любовью, она никогда бы ни подумала, что сорвется с ее губ, и сейчас, если бы она не была бы осторожной, то стала бы ужасно слащаво-сентиментальной с ним.
Девять.
-Этого и моей веры в тебя должно быть достаточно. Ты бы помогла мне, если бы я был в опасности?
-Конечно,– сказала она быстро. Затем нерешительнее:– как насчет меня?
-Моя жизнь для тебя,– просто сказал он:– девушка, не бойся меня. Не важно, что случиться, обещай мне, ты не будешь бояться меня. Я хороший человек, я клянусь тебе. Я – хороший.
Пораженная болью в его голосе, она провела пальцами по его челюсти.
-Я знаю, ты – хороший, Драстен МакКельтар,– твердо сказала она:– я не боюсь тебя.
– Но вещи могут меняться.
-Ничто не может настолько измениться. Ничто не может заставить меня бояться тебя.
-хотелось бы, что бы это было правдой, – сказал он, его глаза потемнели.
Двенадцать.
Тринадцать?
Он закричал, а затем грубо притянул ее в свои объятия и поцеловал, глубоким с открытым ртом поцелуем. И мир, который Гвен Кейсиди знала затрещал по швам.
Она начала вращаться в его руках, качаясь и закручиваясь, как пробка в водовороте.
Пространственно-временное перемещение существенно изменило ее существование в этом мире, и так или иначе она таяла из рук Драстена. Рюкзак соскользнул с плеча и уплыл в вихорь света.
Как будто бы совсем из далека она видела, как ее руки дотягиваются до него, но с ним было что-то не так. У них были дополнительные параметры измерения, которые ее мозг не мог понять. Она пошевелила пальцами, изо всех сил пытаясь осознать их новое свойство. Ладони, запястья, руки были такими … другими.
Она подумала, что видела, как Драстенвращался позади, затем подумала, что слышала отдаленный сверхзвуковой хлопок (при преодолении звукового барьера), но звуковой хлопок значил бы, что она двигалась быстрее, чем скорость звука, а она не двигалась вообще, если бы не один имеющий значение факт, что она чувствовала себя столь, же слабой, как бабочка, бьющаяся хрупкими крылышками против штормово-ускоряющихся порывов торнадо. Ей казалось, что она чувствовала, как кончики этих отростков отрываются. Притом она тускло подумала, борясь за ядро здравомыслия, человек, двигаясь быстрее скорости звука, не слышит звукового хлопка. Только тот, кто стоит все еще слышит.
