Конни Мейсон - Викинг
Роло вбежал в маленькую комнатку, в которой сидела Фиона.
— А ну-ка, живо в постель! Я сегодня чувствую себя сильным, словно молодой бычок. Я тебя так отделаю, что неделю ходить не сможешь!
Фиона молча смотрела на Роло. Это окончательно взбесило его.
— Шевелись! — зарычал он и что было силы ударил Фиону.
Фиона пошатнулась от удара и принялась раздеваться. Весь ритуал был ей знаком наизусть и, сказать по правде, успел уже надоесть до чертиков.
Через минуту Фиона уже лежала в постели. Роло лихорадочно раздевался, бросая на пол одежду. Он был зол, словно разъяренный кабан.
Наконец он буквально набросился на Фиону, но увы. Его гордость, его мужское достоинство, прытью которого он так любил похвастаться в кругу приятелей, никуда не годился, как это бывало каждый раз, как только Роло делал попытку овладеть Фионой.
Фиона из-под прикрытых век увидела это и невольно улыбнулась, благодаря бога за то, что тот дал ей дар разбираться в травах, в том числе и таких, которые делают любого мужчину бессильным.
Секрет успеха был очень прост. Дело в том, что у Роло была привычка брать на ночь в свою спальню кружку с питьем, которую он всегда осушал до дна. Вот в это питье Фиона и стала подмешивать настой, который делала из быка — вола. При этом Фиона так рассчитывала Дозу, чтобы ее действия хватило на несколько дней, учитывая, что Роло может на день-два изменить своей привычке и не станет брать с собой в спальню привычную и любимую кружку.
Фиона смотрела, как Роло натягивает на себя сброшенную несколько минут тому назад одежду, не попадая в рукава и громко ругаясь.
Массивное, тяжелое тело Роло было покрыто слоем жира — в отличие от сухого, гибкого тела Торна. Грудь и спина были в многочисленных шрамах, хорошо различимых даже сквозь густые рыжеватые волосы, которыми заросло его тело. Руки и ноги у Роло были куда слабее, чем у Торна, да и длинная неопрятная борода не красила незадачливого викинга.
Да еще и член Роло, превратившийся в маленькую кожаную тряпочку, болтающуюся между ног, мог теперь вызывать только насмешку. На фоне крупного, могучего тела эта крохотная штучка выглядела настолько нелепо и забавно, что Фиона не смогла удержаться от хохота.
Роло раздирал на части гнев, и стыд, и ужас. Он не мог понять, что с ним происходит. Такого не случалось еще никогда. Напротив, Роло всегда был знаменит тем, что без устали мог обладать женщиной ночь напролет. В постели он стоил десятерых. Сам Роло всегда очень гордился собой и особенно своим орудием. И вот — осечка за осечкой.
«А ведь это дело рук ведьмы, — внезапно прозрел Роло. — Это она околдовала меня, лишила меня мужской силы».
Вот уж о чем никогда не задумывался Роло, так это о колдовстве. Разве мог он предположить, что наступит день и найдется ведьма, которая сделает его посмешищем для любой женщины. Нет, он должен победить чары этой проклятой колдуньи. Он должен доказать ей — да и себе тоже, — что нет и не может быть на свете женщины, способной лишить его самого главного достоинства каждого мужчины.
И Роло опять отправлялся к Фионе, и раз за разом повторялось одно и то же.
Роло раздевался, взбирался на постель к обнаженной Фионе и грозно заявлял:
— Сейчас я тебе покажу. Не родилась еще на tBCT женщина, которую я не мог бы уделать.
Затем он наваливался на Фиону своим тяжелым, начинающим жиреть телом, и Фиона каждый раз задыхалась под его весом. Затем Роло раздвигал бедра Фионы, делал попытку войти в нее, и…
Но так было раньше, теперь же у него ничего не получалось. Роло оставалось лишь сыпать проклятиями, одеваясь после очередной бесславной попытки.
— Да, — бормотал Роло, натягивая штаны. — Олаф был прав. Ты настоящая ведьма. Но я тебя все равно сломаю. Ты у меня еще взвоешь!
Затем он одевался и уходил, чтобы на следующую ночь предпринять новую попытку — и с тем же позорным результатом.
Как-то Роло решил проверить себя на другой женщине и уложил в свою постель смазливую девчонку-рабыню.
Ничего! Полное фиаско!
С того дня Роло окончательно поверил в то, что Фиона — настоящая ведьма. Да еще из породы самых вредных и могущественных. В слепом гневе и отчаянии он пригрозил ей смертью, если только она не снимет с него заклятия.
Фиона улыбнулась и ответила:
— Если хочешь убить меня — попробуй. Мужской силы ты в этом случае лишишься до конца своей жизни.
Роло хватило одного этого, чтобы испугаться насмерть. Он оставил Фиону в покое и с того дня начал сторониться ее.
Торн окреп уже настолько, что начал понемногу вставать с постели. Конечно, он был еще слаб, но в нем появилось главное — желание жить. Все остальное было делом времени. Еще через несколько дней вернулся аппетит — да такой, что Торн стал поглощать еду в неимоверных количествах, словно спеша наверстать упущенное за время болезни.
С этого времени Торн приступил и к ежедневным упражнениям с мечом и боевым топориком.
Правда, была одна мысль, которая постоянно грызла его и которую он безуспешно гнал прочь, — мысль о предательстве Фионы. С этим трудно было примириться.
Но еще труднее было перестать думать о Фионе совсем.
Наступил день, когда Торн после долгого перерыва впервые появился в зале и сел за общий стол. Тут-то Олаф и приказал сыну, чтобы тот публично объявил о своем разрыве с Фионой, отрекся от нее. Торн долго сопротивлялся, но к концу обеда уступил отцу и громко объявил о расторжении своего брака с Фионой — сначала в зале, а затем, во весь голос, выйдя во двор. Это, похоже, обрадовало всех. Всех — кроме самого Торна.
Впрочем, что ему еще оставалось делать после того, как Фиона пыталась отравить его?
Другое дело, что, отказавшись от Фионы на словах, он не мог выгнать ее из своих мыслей.
Тогда Торн начал представлять ее любовницей Роло. Рисовал себе в мыслях картину, на которой обнаженная Фиона занималась любовью с Роло — так же пылко и страстно, как делала некогда это с ним, с Торном. Ему казалось даже, что он слышит тяжелое дыхание Роло и ответные страстные стоны Фионы. Они двигаются все быстрее, все сильнее, Фиона кричит все громче, еще секунда, и Роло приводит ее к наивысшему наслаждению.
Здесь обычно Торн обрывал свои фантазии и вскакивал, стиснув зубы и сжав кулаки.
Печаль Торна еще больше усилилась, когда Олаф решил вернуться к своей прежней затее — женить Торна на Бретте. Торольф принял изменения в своей судьбе спокойно. Торн — нет.
— Пусть Торольф женится на Бретте, отец, — убеждал он Олафа. — Я вообще не хочу жениться.
При этом Торн молчал о том, что происходило у него на душе. Он знал, что не сможет, не сумеет изгнать из своего сердца Фиону, даже женившись на другой женщине.
