От выстрела до выстрела (СИ) - Чеснокова Юлия Олеговна "AlmaZa"
— «Оленька, тебе холодно?», «Оленька, тут тебе не слишком душно?», «Оленька, давай понесу зонтик», «Оленька, солнце не слишком яркое? Давай его притушу немного!».
— Таких глупостей я не говорил никогда, — хлопнул брата по плечу Пётр и, сменив гнев на милость, улыбнулся: — Я волнуюсь о ней, что в том смешного?
— Ты ей будущий муж, а не заботливая нянька.
— Няньки для маленьких девочек, для взрослых мужья и есть.
Саша закатил глаза, встав с кровати. Подумал про себя: «Я так и сказал — дурак влюблённый!».
Оля разложила эскизы платьев для Марии Фёдоровны, чтобы она выбрала, какое портнихе шить. До венчания великого князя Сергея Александровича и княгини Елизаветы Фёдоровны оставалось чуть больше недели, вновь готовились торжества в Зимнем, новые наряды, украшения, расписания церемониала. Не успели отдохнуть от одних — по случаю совершеннолетия наследника, цесаревича Николая Александровича, в которое он приносил присягу и принимал нескончаемый поток депутаций и поздравлений, как приблизились другие.
Прасковья, помогавшая с хлопотами, погладила одну из тканей.
— Оля, а ты уже знаешь, как будет выглядеть твоё подвенечное платье?
— Нет, мы с мамá займёмся этим, когда я приеду в Москву.
— Но ты представляешь себе его как-то?
Нейдгард задумалась ненадолго и пожала плечами:
— Белое и не очень пышное.
— Как, без турнюра⁈ — хохотнула Прасковья.
— Точно без него, — улыбнулась подруга и, присев, зашептала: — Ты представляешь, как раздеться перед мужем, а там это! Мужчины, наверное, и вообразить себе не могут, как это под юбками выглядит!
— Брось, молодые люди всегда всё знают, ещё до свадьбы.
— Петя не такой, — убеждённо возразила Оля.
— Он у тебя хороший, — посомневавшись, Прасковья поделилась: — Валентина как-то насмешничать пыталась над вами, видела вас где-то и, говорит, Нейдгард со своим ручным пёсиком! Не мужчина, а лакей! А сама знаешь что? Он ждал тебя у Аничкова, ещё до Пасхи, а мы с Валентиной шли мимо. Так она с ним заговорила, и у самой глаза блестят, ты бы её видела! Мне кажется, она тебе завидует. Я ей сказала: «Помолись Богородице, Валечка, добрее станешь».
Ольга посерьёзнела. Она знала об остром языке Ушаковой, но не это обеспокоило сейчас.
— Пашенька, а что… что если Петя всегда будет нравиться многим женщинам?
— И что же?
— Я буду сидеть дома, с детьми, стареть и делаться некрасивой, и он начнёт изменять! О! — Оля приложила ладонь ко лбу. — Я не выдержу измен, нет! Я ведь и до скандала не опущусь, и совсем не буду знать, что делать?
— Вы ещё не поженились, а ты уж об изменах думаешь!
— А как же не думать? Редкие мужья хранят верность.
— Мужчины таковы, какими их создал Господь…
— Господь создал брак, Пашенька, и нарушать брачные клятвы преступно. Это ведь слово, данное Богу!
Уварова посмотрела на неё и, взяв за руку, сказала:
— Судя по тому, что я знаю от тебя о твоём Петре Аркадьевиче, он последний человек, который нарушит когда-либо данное слово.
— Хоть бы так! — в порыве обняла подругу Ольга. — А всё же, как тревожно выходить замуж! Казалось всё пора, пора, не вечно при дворе торчать, а теперь страшно.
— Рано или поздно это должно было с тобой случиться, — улыбнулась Прасковья.
— И с тобой случится! — пожелала ей Нейдгард. Но та лишь покачала головой:
— Ничего, если и не случится. Будем с Александрой Павловной[3] до старости развлекать её величество, а потом в монастырь пострижемся. Нам, на вас с Петей наглядевшихся, замуж ещё сложнее стало выйти. Кто таких ухаживаний не захочет? А где же ещё взять таких женихов?
До Москвы ехали одним поездом: Петя провожал Олю с братом Дмитрием, чтобы отправиться потом дальше, в Орёл. Прощаться не хотелось, руки не выпускали Олиной руки, и Столыпин, приглашённый к Нейдгардам на обед, после него всё медлил уйти.
— Когда-то теперь увидимся?
— В конце лета, должно быть. Ты же заглянешь по пути в Петербург?
— Непременно! Но ты мне пиши всё это время, пожалуйста.
— А ты всё так же будешь хранить мои письма у сердца? — улыбнулась Оля. Петя в доказательство вынул то самое, первое, всё из того же внутреннего кармана:
— Это я всегда ношу с собой. А ты хранишь ли мои?
Делая легкомысленный вид, девушка посмотрела куда-то вверх, как будто припоминая:
— И куда же я их вообще положила? Какая у меня короткая память!
— Ничего, я тебе буду обо всём напоминать, — пообещал Пётр, — особенно о свадьбе. В каждом письме.
— Ты так ждёшь её? — польщённая, спросила Оля.
— Ничего так не ждал! А ты?
— Как и положено девушке, я боюсь её равно с тем, как жду.
— Не бойся, моя дорогая, драгоценная Оля. Я никогда тебя не обижу, ни словом, ни делом.
— Поначалу все так говорят.
Петя не стал спорить или доказывать что-то, зная, что поступки говорят лучше слов. Оля увидит, как крепко любит он её, однажды перестанет сомневаться и, может быть, именно в тот день, полюбит его тоже. Да, он нравился ей уже — это было заметно и понятно, но этим Столыпин довольствоваться не собирался. Она должна будет полюбить его, пускай и не так же беззаветно и глубоко, как он её. Разве мужчина не должен быть во всём сильнее? В том числе в любви.
Он уехал в Орёл, счастливый и страдающий, ещё радостный, но уже тоскующий. Впереди было целое лето, и как жаль, что они проведут его не вместе! Но успокаивала и согревала мысль, что это последнее лето, какое проведут они раздельно. Осенью они станут супругами, соединят свои жизни, и только смерть разлучит их когда-нибудь.
Едва добравшись до дома и поздоровавшись с отцом, он присел написать письмо: « Дорогая Ольга Борисовна Столыпина! Да-да, именно так и никак иначе — привыкай, моя милая, моя ненаглядная Оленька!..». Набросав пол-листа приятных нежностей и сообщив, что хорошо доехал, он вернулся из фантазий к реальности. Навестил сестру, что была на сносях и готовилась к рождению первенца. Сходил получить отметку в отпускной билет, что прибыл по заявленному в прошении месту. Потом Саша опять начал дёргать его к каким-то знакомым — у младшего брата была удивительная способность заводить всюду литературные компании, организовывать вечера и втягивать туда Петю, которого справедливо считал умным собеседником и гордостью семьи: в точных науках тот всегда мог подробно разъяснить что-нибудь и развеять людские заблуждения, вроде того, что земля — плоская.
Петя пытался заодно и заниматься на каникулах, разбирая тот материал, что упустил в Петербурге. Когда вечером не намечалось свидание и не было перспективы увидеть Ольгу, ему спокойнее сиделось на месте. Вернулось умение концентрироваться и погружаться в чтение. Учёба напоминала, правда, что надо бы писать прошение о разрешении на брак — волнительное дело с неизвестной концовкой. Но разве когда-то боялся Петя трудностей? Он боялся только нелюбви Ольги, а уж остальное преодолевать был готов. И вот, наконец, собравшись с мыслями, в конце июня он засел за бумагу с пером.
' Его Превосходительству Г-ну Ректору С. Петербургского Университета студента IV-ого курса Физико-Математического факультета Естественного отделения Петра Столыпина
Прошение
Честь имею ходатайствовать перед Вашим Превосходительством о разрешении мне вступить в брак с дочерью Почётного Опекуна, Гофмейстера двора Его Императорского Величества, фрейлиною двора Ея Императорского Величества, девицею Ольгою Борисовной Нейдгард' [4].
На следующий день послание было отправлено, и Петя стал ждать ответа. Конечно, это должно занять несколько дней, не всё решается быстро. Лишь бы в его пользу! Но время тянулось, и он по-прежнему отвлекался занятиями и письмами к Ольге. Она тоже прислала ему весточку, отругав, что нельзя заранее называть женою и своей фамилией — ведь можно спугнуть, сглазить!
И вот, больше недели спустя, на его имя пришла депеша из Санкт-Петербургского университета. Дрожащими руками открыв её, Петя прочёл: « Студенту IV–ого курса Физико-Математического факультета Естественного отделения С. Петербургского Университета Петру Столыпину в прошении о разрешении на вступление в брак ОТКАЗАНО».
