Воспитанница любви - Тартынская Ольга

– Господь милосердный! Как похожа! Кабы я не знал наверное, что ее уже нет среди живых, то подумал бы…

Сумасшедший актер продолжал что-то бормотать, а Вера подумала, не роль ли он разыгрывает, репетирует. Она бросила беспомощный взгляд в сторону Саши. Антип Игнатьевич тем временем схватил со столика накладные букли и незамедлительно примерил их Вере. Она не успела даже воспротивиться сему странному действию. На секунду он замер опять, а после произнес трагическим шепотом:

– Она! Анастасия! Двадцать лет назад.

– Кто эта Анастасия? – полюбопытствовала заинтригованная девушка.

Антип Игнатьевич изобразил на лице загадочность:

– О, эта история стоит того, чтобы рассказать ее со вкусом. Однако после, теперь у меня дела. Мои дети ждут меня.

– У вас есть дети? – почему-то удивилась Вера: антрепренер вовсе не походил на семейного человека.

– Душенька, я говорю об актерах, о труппе. Нынче мы, как пошлые скоморохи, рядимся и увеселяем народ. Но придет черед и трагедии! – Он воздел вверх длинный палец и отправился куда-то в недра театра.

Вера не успела сказать, что вовсе не собирается в актрисы. Да и ничего не успела вымолвить, потому что в уборную вошла молодая особа с высокомерным видом в ярком безвкусном наряде и нелепой шляпке с обилием лент.

– Что вы делаете здесь, Александр Сергеевич? В моей уборной? – Голос ее был пронзительно громок.

Вера оглянулась вокруг в поисках упомянутого Александра Сергеевича, но тотчас поняла, что дама обращается к Сашке. Юноша не успел ответить, потому что следом за вульгарной особой вошел невысокий, чернявый и длинноносый молодой человек. Он тотчас наполнил собой все помещение, но не потому, что был весом и значителен в объеме, а потому что производил много суетливых движений. Вере он совершенно не понравился.

– А, Бурковский! – с несвойственной ему развязностью обратился к чернявому Сашка. – Позволь представить тебе мою сестру Веру.

Бурковский скользнул по лицу Веры цепким взглядом, от которого ей захотелось оттереться, как от плевка, и шаркнул ногой с полупоклоном. Ручку ему Вера не подала, нарочно упрятав ее в муфту.

– Ты приготовил костюмы? – так же развязно спросил Сашка.

– Барышня желает присоединиться к нам? – поинтересовался Бурковский и вновь скользнул взглядом по Вере. Глаза его были неуловимы, они прыгали с одного предмета на другой, ни на чем не задерживаясь надолго.

– Да, я уговорил ее рядиться с нами.

Вульгарная особа фыркнула и уставилась на Веру с брезгливой гримасой. Она все делала с преувеличением и некоторой аффектацией.

– Барышня-то из приличных, – грубо сказала она. – Молвы не боитесь?

– Оставь, Натали. Вовсе смутили девушку, – встрял Бурковский.

Присмотревшись, Вера поняла, что дама не так уж молода и хороша собой. Пожалуй, на тридцать с лишним тянет, а то и более. Да и Бурковский был значительно старше Сашки, он давно уже брился. Теперь же его щеки и подбородок поросли темной щетиной. «Как неприятен его взгляд! – мысленно поежилась Вера. – И какой расчет ему тащить за собой Сашку из Слепнева? Разве что власть над неискушенным созданием?»

Она инстинктивно чувствовала, что дружбы здесь нет и помина. Тем временем Бурковский известил:

– Нас пригласили в дом губернатора веселить какого-то столичного туза. Сказывают, из самого Петербурга прибыл гость, вот наш Фома и старается. Следуйте за мной.

Он повел их в склады, где пылились ворохи старых костюмов от давно игранных и забытых спектаклей. Здесь уже распоряжался Антип Игнатьевич в окружении труппы.

– Будем играть народные потешки и кукольную комедию, – говорил он. – Новую барышню нарядим Весной, – добавил он, заметив Веру. – А ты, Натали, – обратился антрепренер к вошедшей следом актрисе, – изобразишь Зиму.

– Я всегда изображаю Весну! – взвизгнула Натали так, что Вера вздрогнула. – Кто она такая, чтобы перебивать у меня хлеб? Что ей надо?

Антип Игнатьевич подождал, когда она перестанет топать ногами и кричать, принялся терпеливо убеждать:

– Душенька, мы идем к губернатору. Это всего лишь раз. Губернатор уже видел тебя в этой роли, а нам надобно понравиться, удивить. Вознаграждение изрядное получим. Деньги-то нам весьма необходимы. К тому же барышня роли не знает – только Весну и изображать.

С трудом удалось Антипу Игнатьевичу уговорить Натали. Из вороха тряпья были извлечены шкуры, тулупы, немыслимые рогатые уборы, и актеры превратились в скопище неизвестных науке зверей и оборотней. Вера потеряла в этой гомонящей толпе Сашку и чувствовала беспокойство, неудобство. Ее пугали чужие люди, Антип Игнатьевич, который за нее все решил. Она искала глазами братца, но к ней подскочил Бурковский, переодетый в сказочного черта:

– Что же вы медлите? Облачайтесь в эти ризы, да поскорее. Натали, помоги барышне.

Актриса злобно сверкнула глазами в его сторону, но возражать не стала и дернула Веру за рукав:

– Идем ко мне.

В уборной Натали Вера как зачарованная позволила себя обрядить в широкий сарафан поверх платья. На голову ей водрузили кокошник, а волосы, вынув из шиньона, убрали в косу.

Затем Натали разукрасила бледное лицо Веры так, что, взглянув на себя в зеркало, она в испуге отшатнулась. Когда труппа была в готовности отправиться на праздник, Вера спросила Антипа Игнатьевича:

– А что я буду делать?

– Улыбаться да кланяться, душенька. Все будут приветствовать тебя, то бишь Весну, а ты красуйся, да и только.

К ночи изрядно подморозило. Вера тотчас это почувствовала, когда толпа ряженых вывалила из театра на площадь. Сашка бесследно растворился в скопище нечистых. Девушка безуспешно вглядывалась в причудливые уродливые фигуры в поисках братца, но перед глазами мелькали лишь Бурковский, Натали, да еще Антип Игнатьевич, наряженный то ли Паном, то ли Лешим. Зазвучали дудки, свирели, бубны, и толпа скачущих и прыгающих людей двинулась к губернаторскому дому, который располагался на главной улице города. Вера подчинилась общему движению под влиянием странного магнетизма. Как во сне, она наблюдала за собой со стороны. «Что это? Зачем я здесь?» – порой возникали вопросы в ее голове, но ответов не было.

Дом губернатора блистал роскошью и убранством. Освещенный подъезд, скопление экипажей, совсем как в Москве, у Мещерских. Актеров встретил надменный лакей, затем передал их дворецкому. Огромная зала, куда их ввели, сияла огнями. С хор лилась музыка, за богато убранными столами располагались хозяева и гости. В другом конце зала была устроена площадка для представления. Навстречу актерам поднялся дородный, благодушного вида господин в мундире со звездами. Вера догадалась, что это сам губернатор, Фома Львович.

– А-а, Антип Игнатьевич! Ухты, какой смешной! Что нам представите нынче, а, господа актеры? Вот полюбуйтесь, князь, – обратился он к сидящему во главе стола господину, – наша губернская труппа. Играют мастерски. Представят что угодно. И Корнеля, и Шекспира, а могут и водевильчик или балет изобразить. – И, обратясь к ряженым, Фома Львович попросил: – Ну, господа актеры, не подведите! Князь Федор – отменный ценитель театра и актерской игры.

Представление началось. Вера ничего не понимала. Вокруг нее свершалась какая-то языческая вакханалия, а она стояла столбом там, куда пихнул ее антрепренер, шептала молитву:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, – и трепала кончик косы.

Ее взгляд упал на столичного гостя. Девушке показалось, что когда-то она видела это значительное смуглое лицо, не по возрасту яркие глаза, сухие, неулыбчивые губы. Князь Федор следил за представлением внимательно, но без восторга. Его благородная сдержанность контрастировала с общим пьяным весельем и азартом, которые сообщились публике от беснующихся лицедеев. Тут Вера почувствовала, как кто-то больно ткнул ее в бок локтем и зашипел на ухо:

– Выходи, чего стоишь как кукла!

Это была Натали. Тотчас подскочил Антип Игнатьевич и коротко бросил:

– На середину, душенька, поспеши!