Оливия Уэдсли - Любовь Сары Дезанж
Кориана проснулась.
— Наступил последний день, — сказала она.
Глаза ее блестели, она сияла. Затем она вспомнила о Саре. В следующее мгновение она очутилась около нее и обвила ее шею руками.
— Лучше заплачьте, моя родная. Не глядите на меня так, ради бога. Еще четыре месяца, они пройдут, как сон, и летом вы будете свободны. Летом — подумайте. Мы все встретим вас и вы забудете, что прожили год в этом аду. Успокойтесь, успокойтесь, дорогая.
Она обнимала Сару, переживая ее горе и на мгновение забыв о собственной радости.
Сара разрыдалась. Она плакала, как ребенок. Слезы заливали ее лицо и она беспомощно прижалась к Кориане, которая прижала голову Сары к своей груди, страдая вместе с ней и стараясь утешить ее.
Наконец, Сара немного успокоилась, и попрощалась с Корианой. Слезы облегчили ее горе.
Кориана ушла.
Сара услышала, как она весело рассмеялась в коридоре, но это уже не могло взволновать или огорчить ее.
Она написала Юлиану:
«Пока мы любим друг друга, ничего другое в мире не имеет для меня значения. Но, мой любимый, бывают моменты, когда я становлюсь малодушной. Одиночество страшит меня. Злейшему врагу можно отомстить, заточив его в одиночестве. Иногда я чувствую, что близка к безумию, что тишина гнетет меня, словно вся земная тяжесть. Пока тюремное заключение означает наказание одиночеством, оно не достигает своей цели. Преступник выходит из тюрьмы еще большим злодеем. Если он был вором и его присудили к году, он целый год проводит в мертвящей тоске и одиночестве, мечтая о свободе, о мести, о прежней жизни. Он предоставлен самому себе, и ничто не отвлекает его от мрачных мыслей. Тюрьма не только не может исправить преступника, я наоборот, ожесточает его душу и вызывает в нем все самые скверные инстинкты. Заключенным нужен воздух, свет, нормальная работа, общение с такими людьми, которые помогли бы им исправиться. Лишаясь свободы, дружеской поддержки, всех радостей жизни, преступник лишается всего, что способствовало бы его исправлению»…
Сара внезапно перестала писать. Разве это было любовным письмом? Все же она испытывала облегчение, что написала о своих размышлениях.
Она дописала письмо.
Милый! В комнате холодно; и мои мысли, стали мрачными. Я хотела бы, чтобы ты согрел мою душу ласковым словом. Сидя здесь, трудно поверить, что наступила весна. Во дворе растет небольшое миндальное дерево. Я гляжу на него и вижу на нем несколько почек. Помнишь миндальное дерево в моем саду? Весной оно покрывалось лепестками цветов, бледно розовых на фоне голубого неба. Когда любишь, все кажется таким прекрасным в мире!»…
Следующее письмо гласило:
«Ты не можешь себе представить, любимый, как бы я хотела увидеть пламя, горящее в камине и сверкающее в кольцах на моих руках. Разве это не детское желание? Я представляю себе, как я обедаю дома и тогда я чувствую, что умираю от тоски. Я хотела бы сидеть за столом с белой скатертью и красивой посудой. Я хотела бы взять ванну надушить волосы и одеться, как прежде. Я уверена, что тебя удивляют такие глупые детские желания, но как трудно отвыкать от всех мелочей, заполнявших жизнь. Если бы я могла написать тебе о моих настоящих серьезных желаниях! Но я боюсь думать о них, боюсь вспоминать об этом»…
Сара писала еще.
«Я еще не писала тебе, что иногда я получаю книги. В этот раз я получила книгу Бальзака — три рассказа, последний из них мой любимый: «Покинутая женщина». Это один из лучших рассказов Бальзака. Сколько в нем иронии, пафоса, красоты и понимания человеческой души. Я читаю и перечитываю его и стараюсь забыть, что на дворе весна. Любимый, там солнце, луна, деревья, ветер, воздух чистый и свежий! Скоро… через некоторое время я буду свободна. Когда мы увидимся? Когда же, наконец? Может быть, ты к тому времени приедешь в Париж? Это будет в конце июля. Или я поеду к тебе в Тунис. Как мы будем счастливы тогда. Я вспоминаю оттенок твоих волос, таких светлых и блестящих, я любила гладить их. Тогда я думаю, что скоро увижу тебя».
* * *Сара написала еще:
«Любимый, я не кончила предыдущего письма. Бывают дни, особенно вечера, когда мне кажется, что ты здесь близко около меня, и я чувствую пожатие твоей руки, вижу твою улыбку, слышу твой прекрасный низкий голос. В нем столько спокойной, сдержанной, уверенной силы. Помнишь, Юлиан, как мы сидели вместе, болтая о пустяках. Я бы отдала все, чтобы сейчас увидеть тебя! Кориана прислала мне шоколаду и записку в которой писала: «Еще только два месяца и три недели и все будет позади! Свобода так близка! Я никогда не дружила с женщинами и не любила их, но по вас я скучаю. Да благословит вас бог! Кориана». Какая она милая, чуткая. На письме было наклеено несколько марок без почтового штемпеля и под ними была короткая приписка: «Если вы снимете марки, они могут вам пригодиться.
Это я пишу на всякий случай». Но даже имея марки и написав эти письма, которые рассказали бы тебе о моей любви, я боюсь посылать их тебе. А пока, спокойной ночи».
Последнее письмо гласило:
«Любимый, я кажется заболела. Я не боюсь. Меня отправят в госпиталь, и я очень рада этому. Я даже жалею, что не заболела раньше — скорее бы прошло время. Теперь осталось только шесть недель. Я больна несерьезно. Меня мучает лихорадка и головные боли. И я тоскую по нежной руке, которая погладила бы мою усталую голову, по любимому лицу, которое склонилось бы ко мне с ласковой улыбкой. Небо безоблачно синее, но оно так далеко и недосягаемо. Когда я буду свободна, я поцелую каждый цветок, который увижу. Я не знаю, почему у меня лихорадка, может быть от тоски ожидания? Я устала и мне кажется иногда, что я готова погрузиться в глубокий сон забвения! Солнечные лучи, освещающие днем всегда одну и ту же часть стены, сводят меня с ума. Я жду и тоскую»…
* * *Сара была без сознания, когда ее перевели в госпиталь. К ней часто приходил Лукан. Он был знаком с тюремным врачем и тот думал, что Лукав влюблен в Сару. Может быть он и не ошибался в этом. Во всяком случае, Лукан забыл обо всех своих пациентах и сам ухаживал за Сарой и лечил ее.
— Я знал, что она заболеет, — говорил он доктору Сольману.
— Каким образом вы могли предвидеть? — спросил тот удивленно.
— Раньше или позже должна была наступить реакция после таких душевных переживаний, — ответил Лукан.
Он сидел часами около Сары, прислушиваясь к ее неровному дыханию, к тихому, еле слышному шопоту, срывавшемуся порой с ее уст. Он узнал все, о чем она никогда не говорила до сих пор. Лукан настоял, чтобы ее перевели в отдельную палату. Он давно догадывался об истине, но все же был потрясен, когда узнал правду. Держа слабую беспомощную руку Сары в своих, он думал о том, как она любила этого человека, на какую жертву она была способна ради своей любви. Она бредила о каких-то густых темных тучах, «которые наполняли воздух и грозили задушить ее» о «бесконечных днях, которые были для нее вечностью».
