Жаклин Санд - Мадам Флёр
Вечер шел своим чередом, цветастый и теплый, и, наконец, Сезар сдался. Он собрался уходить, сделав незаметный знак Флер. Однако она сама подошла к нему, словно нечаянно задела рукавом и сверкнула глазами, после чего удалилась в сторону лестницы – покинула салон.
Сезар выждал еще несколько минут, а затем выскользнул из гостиной, махнув на прощание мадам де Жерве. Та лишь приподняла брови, возмущаясь подобным поведением, но сейчас виконту было не до того.
Экипаж госпожи де Виньоль, согласно договоренности, поджидал его за углом. Сезар огляделся, не заметил слежки и забрался в карету. Едва он захлопнул дверцу, экипаж сорвался с места.
Флер сидела напротив, в полутьме ее лицо казалось деревянной маской.
– Я ничего не узнал, – произнес виконт. – Похоже, зря потратили вечер.
– Отчего же? – госпожа де Виньоль улыбнулась победной улыбкой. – Я – узнала!
Глава 16
Танцы с клинками
Он обрадовался и посмотрел на нее пристально и внимательно, и Флер заулыбалась еще шире, понимая, что только что заслужила некоторое уважение виконта де Моро. Даже если добытые ею сведения окажутся пустяковыми – а она так не считала – все равно она чего-то достигла этим вечером.
– Что же вы узнали?
– Мне представляли всех этих людей, я покорно их запоминала, а потом оказалась вместе с мадам де Жерве в кругу ее подруг. Весьма достойные дамы. Мадам сдала меня на их попечение, и я сделала вид, что всеми ими очарована, что поражена столичной роскошью и считаю их всех чуть ли не светочами разума, чем, похоже, их и покорила. Мы принялись болтать. О шляпках, о моде, и о том, хорош ли статью и лицом наш президент. Оказывается, они говорят шепотом такие вещи! – Флер прижала ладони к вспыхнувшим щекам. – Я так мало бывала в обществе и не привыкла к парижским нравам…
– Нравы весьма вольные, сударыня. Так что же вы узнали?
– Я упомянула Жиффара и его дирижабль и сумела вывести на него разговор. И одна из дам – ее представили мне как маркизу де Лефевр – упомянула, что ее муж поспорил на этого одаренного машиниста. «Что значит – поспорил? – спросила я. – Разве можно спорить на человека?» – «О, милочка, – ответила она мне, – конечно же, можно. Это вроде скачек, еще один способ проиграть немного денег». Я попробовала ее расспросить, но больше ничего полезного не выяснила. Кроме одной вещи… – Флер интригующе понизила голос, и виконт невольно наклонился вперед. – Человек, один из тех, что участвуют в этой забаве и, кажется, принимают ставки, был сегодня в салоне. Меня представляли ему и его друзьям. Он незнатен. И зовут его Эмиль Мэтье.
– Ах вот как! – воскликнул виконт и нахмурился. Карету сильно качало, и он с неудовольствием стукнул по крыше набалдашником трости, чтобы кучер притормозил. Увы, тот явно не расслышал удара.
– Вы знаете его?
– Да, знаю. Он из тех людей, что лижут сапоги президенту, рассчитывая на дополнительные почести. Он изворотлив, словно змея, смазанная маслом. Лесть никогда не исходит от великих душ, она – удел мелких душонок, умеющих становиться еще мельче, чтобы войти в жизненную сферу важной персоны, к которой они тяготеют… Так вы говорите, он принимает ставки?
– Так сказала маркиза де Лефевр.
– Что ж, старой сплетнице можно верить – факты она обычно не искажает. Все это воняет политикой. Слишком сильно.
– Вы полагаете, это не просто чья-то глупая инициатива?
– Какая уж тут глупость, если в ход пошло оружие? Вы жили еще в Бордо в прошлом году, а в декабре тут такое творилось. Все идет к тому, что скоро у нас будет империя, это ясно. Во время смотра еще в октябре два года назад в Сатори кавалерия кричала, приветствуя президента: «Да здравствует Наполеон, да здравствует император!» Тогда-то и были посеяны первые семена. Или еще раньше. Пехота, предупрежденная генералом Неймейером, что по военному уставу в строю обязательно молчание, продефилировала перед президентом молча. А через несколько дней Неймейер был уволен; легко отделался, я считаю. Главнокомандующий парижской армией, генерал Шангарнье, дневным приказом, прочитанным по войскам, запретил солдатам какие бы то ни было восклицания в строю. Несколько месяцев спустя Шангарнье также получил отставку. Во время прений по этому поводу в палате Тьер тогда сказал: «Империя уже создана». И он как в воду глядел. Ничем хорошим ни для него, ни для остальных это пока не закончилось. Тьер, а также генералы Бедо, Кавеньяк, Шангарне, Ламорисьер, Лефло, полковник Шаррас – все были арестованы в прошлом декабре. А потом случилась та бойня. Вы, наверное, читали о ней в газетах. Уцелевшие члены национального собрания, во главе которых стояли Мишель из Буржа, Гюго, Фавр, Боден, собирались то тут, то там, повсюду разгоняемые полицией и войсками, взывали к борьбе, расклеивали прокламации, но и они не обнаружили ни большой энергии, ни единодушия. Возникли баррикады; там же позже прикончили Бодена, остальные разбежались. Множество людей, не принимавших никакого участия в протесте против переворота, были убиты или схвачены и расстреляны; в числе убитых – женщины и дети; за этим последовали массовые ссылки в Кайенну и Ламбессу. Я был в Париже в тот день, четвертого декабря. Поверьте, я не стану никогда подробно рассказывать об этом вам.
Его лицо посуровело, приобретя сходство с ликами викингов – какими их изображали на старых гобеленах. Флер даже содрогнулась, уловив в выражении лица виконта непримиримую жесткость, не имевшую ничего общего с образом того человека, которому она уже начала немного доверять.
– Вы были на баррикадах?
– Недолго. Я не люблю политику, не люблю то, как она давит, и я лишь впустил в свой дом некоторых беглецов, а потом притворился, будто их там нет. И я многое передумал с тех пор. Я знаю, что Эмиль Мэтье был одним из тех, кто отдавал приказы об избиении.
– Что же, он военный?
– Нет. Но он близок к президенту, – виконт скривился, – точнее, к императору, хоть тот и уверяет, что желает сохранить республику. «Она никому не угрожает и может успокоить всех. Под ее знаменем я хочу вновь освятить эру забвения и примирения», – процитировал Сезар. – Не получится. Франция никогда не была излишне спокойной страной. Что ж, я готов к переменам… однако такие люди, как Мэтье, желающие выслужиться и урвать кусок побольше от жирного пирога власти, противны мне… Вы не слушаете, Флер.
Виконт был прав: она смотрела в окно, не отрываясь.
– Куда мы едем? – спросила Флер пронзительным голосом. – Не на улицу Вье-Коломбье…
Сезар резко двинулся – она и забыла, какими стремительными могут быть его движения – и выглянул в окно. Карета с бешеной скоростью летела по улице; Флер очень плохо знала Париж и даже не предполагала, где они сейчас находятся.
