Сандра Паретти - Потерять и обрести
Каролина не знала, что означало это опахало над ее головой, что лишь немногим выпадала такая высокая честь. По второму знаку короля из шеренги мужчин отделился до невозможности жирный негр. Это был Хок-Тан-Хоон, королевский церемониймейстер. Шагая в тени опахала, она пошла за ним. За спиной она услышала возглас Чезаре Санти:
– Мое последнее слово! Цена двух тысяч рабов!
Она услышала ответный злорадный смешок короля, мгновенно разоблачивший тайную вражду двух мужчин.
Тихой нежной струей лилась вода на тело Каролины. Золотой панцирь, еще секунду назад сжигавший ее кожу, растворился. Вниз по ногам стекали тонкие золотые струйки, покрывая черную мозаику из оникса на полу сверкающими нитями.
Камея, берберка, которую прислал к ней Хок-Тан-Хоон, протянула Каролине новую, пропитанную благовонными эссенциями, губку. Одетая в блестящий коричневый муслин, худая, лет сорока, женщина стояла у ниши, в которой был устроен душ, и наблюдала за грациозными движениями белокожей экзотической красавицы.
Король отдал новенькой своего любимого карлика. Камея достаточно долго пробыла при дворе короля Дагомеи, чтобы правильно расценить эту милость. Она внимательно разглядывала белую женщину. В ее движениях сочетались грация и нервозность породистой лошади, редкая вещь у белых женщин, которые, на вкус Камеи, имели не много достоинств, не считая белой кожи, что надолго могло бы привязать к ним мужчину. Но эта женщина была особенной. Камея чувствовала это, как чуют друг друга животные одной породы. Она, берберка из Атласских гор, со слегка впалыми щеками, никогда не была красавицей и все же ярко прожила свой женский век, да и сейчас еще ее ложе не пустовало, когда принцы тайком прокрадывались к ней…
Изолированное пространство на женской территории, которое отвели Каролине, состояло из маленького, наполовину покрытого крышей внутреннего дворика и большой комнаты с коврами на стенах. Кроме низких диванов, тянувшихся вдоль стен, там не было ничего, кроме столика эбенового дерева с инкрустированной шахматной доской из слоновой кости. Но не фигуры были на нем, а чаши с кунжутным маслом и хной, хлопчатобумажные салфетки, черепаховые гребни, серебряные пряжки и шпильки.
С влажной благоухающей салфеткой на лице она лежала на диване, в то время как Камея втирала в ее кожу масла и благовония. Из внутреннего дворика доносилось журчание фонтана. Иногда вдали раздавался женский смех или шум спорящих визгливых голосов.
Гарем негритянского короля!
Тончайшая нить надежды и самообмана, на которой, как сомнамбула, балансировала Каролина, рвалась. Она чувствовала, что летит в бездну. Невольно искала руками опоры и в бессилии оставалась лежать на подушках. Она хотела что-то сказать, но губы больше не повиновались ей. Все тяжелее становилось ее тело, все быстрее летела она, все глубже…
В испуге Камея склонилась над безжизненно лежащей с широко раскрытыми глазами Каролиной. Из ее рта вырвался нечленораздельный звук, но она его уже не услышала…
17
Красноватые сумерки вплетались отдельные лучи света. Розовые перья страусиного опахала мерно ходили туда-сюда; склонясь над пяльцами, сидела женщина и нанизывала переливающиеся жемчужины на иголку. Все в этой картине было Каролине знакомым и в то же время чужим. Она постоянно являлась ей в бреду, напоминая о том, что по другую сторону болезни существовало и что-то другое, но лишь для того, чтобы распасться в следующий момент. И сейчас она ждала, что картина растает. Но она не исчезала и становилась четче. Эта женщина там, в ногах ее постели, одетая в коричневый муслин, погруженная в свою вышивку, – не Камея ли это? Каролина пошевелила руками под одеялом. Они слушались ее. Она открыла глаза. Все вокруг осталось на своих местах. Но комната, в которой она лежала, была другой. Красные платки со странными знаками покрывали стены. И что значили эти бусы из синих, нанизанных, будто жемчуг, кусочков дерева и пахнущие мускусом шнурки, которые надели ей на шею?
Она пошевелилась. Камея тут же отложила свою работу и подошла к кровати. Она склонилась над своей подопечной. На ее лице было написано замешательство, словно она увидела восставшую из мертвых. Камея положила ей на лоб свою мягкую ладонь. Она уже не верила, что белокожая женщина когда-нибудь очнется, несмотря на красные магические платки, посыпанный на пороге порошок из натертых верблюжьих костей и целебные бусы. Однако случилось чудо, и жар спал. Камея видела ясные глаза, ищущий, осознанный взгляд. Берберка подбежала к каменной балюстраде террасы и срывающимся голосом закричала что-то вниз, во двор. Сначала в ответ на ее сообщение стояла глубокая тишина. Потом поднялся оглушительный гвалт перекрывающих друг друга голосов. Камея быстро вернулась назад, к больной.
На секунду Каролине пришлось закрыть глаза от яркого солнечного света.
– В чем дело? – ошеломленно спросила она.
Жесткие, почти мужские черты берберки вдруг озарились той внутренней сияющей красотой, которая порой делает особо привлекательными иные некрасивые лица.
– Вы живы, – сказала она, – и все вздохнут спокойно. Прежде всего, Ах-Поо-Че-Хоо, врач. Через час его должны были вымазать дегтем и живьем содрать с него кожу. Он был бы третьим, которого повелел убить король, потому что он не смог победить вашу болезнь. – Камея с гордостью посмотрела на Каролину. – Он был вне себя от отчаяния. Вот уже больше ста дней и ночей не гасят костры у домов с фетишами.
Каролина приподнялась, поддержанная руками берберки.
– Так долго?
Она оглядела комнату: с красными завешанными стенами и окнами, львиными когтями над дверью и пучками звериной шерсти, она тоже походила на дом с фетишами. Теперь она поняла значение этих предметов, а также бус и шнурков на своем теле. Ей стало не по себе.
Камея подсунула подушки ей под спину. Потом взяла чашу с розовой водой и смочила ее лицо и ладони.
– Вы всегда успокаивались, когда я обмывала вас, – заметила она.
Каролина не мешала ей. Она глубоко вдыхала аромат воды. Все вызывало в ней удивление от нового ощущения возвращения к жизни.
– Это вам тоже нравилось, – сообщила Камея, растирая между пальцами немного миндального молока с черепаховым маслом. Все свое умение и богатые познания в области тайн женской красоты она употребила на то, чтобы каждый час своей болезни Каролина оставалась красивой, как женщина, ожидающая возлюбленного. Она расчесывала щеткой ее волосы, красила ей губы в пурпурный цвет, натирала тело все новыми благовониями и маслами.
Каролина улыбнулась Камее.
– Нельзя ли закрыть ставни?
Внезапно неведомые ранее ощущения привлекли все ее внимание: жизнь в ее чреве. Она замерла, полулежа, и почувствовала явные толчки ребенка. Она прислушалась к себе, потрясенная, что абсолютно забыла ту, вторую жизнь в себе, и в первый момент вновь обретенной жизни воспринимала только саму себя. Вот опять. Ее ребенок! Каролина положила руку себе на живот, чтобы еще лучше почувствовать, как он шевелился там. Ей казалось, что она нащупала округлость головки. Каким крошечным было это существо! Таким малюсеньким, что почти не изменило ее тела.
