Лори Коупленд - Достойный любви
— Есть еще смородиновое варенье, если хочешь.
— Нет. Спасибо. Подожду, когда ты снова пирожки испечешь.
Гордону сейчас было не до смородинового варенья.
Мэгги, как завороженная, смотрела ему в глаза и не могла оторвать взгляд. Дыхание ее постепенно учащалось, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Я, наверное, пойду позову Вильсона, а то печенье остынет, — нерешительно начала она.
Гордон чувствовал себя крайне неловко. Передняя часть его брюк угрожающе топорщилась, но он не мог отвести глаз от Мэгги, чем усугублял свое и без того жалкое положение.
— Я его видел недавно. Он тут неподалеку бегает. Ты знаешь, я выпустил скунса, потому что у этого животного такой противный запах, что его невозможно держать так близко от жилья. В общем, я обрезал веревку, и он убежал. Вильсон здорово расстроился.
— Ничего. Правильно сделал. Я ему уже сколько раз объясняла — ничего не понимает. Я просто ума не приложу, как скунс еще не начал на людей бросаться? Похоже, Вильсон обворожил всех своих питомцев.
Т.Г. томился и сходил с ума, но отвести взгляд не мог.
«Отвернись, не смотри на нее!» — кричало его сердце.
«Только попробуй! — говорили ее глаза. — Смотри, смотри на меня! Открыто смотри — не прячь виновато глаза, как побитый пес. Я ведь все знаю. Тебе сейчас не сладко. Я знаю, что ты не пьешь с тех пор, как начал работать на шахте. Я видела, как порой дрожат твои руки и ты ничего не можешь с собой поделать. А каждую пятницу… каждую пятницу вечером ты отдаешь честным трудом заработанные деньги двум жалким негодяям. Я видела это своими глазами! Ты расплачиваешься за свои ошибки.
Каждый день я с ужасом жду, что старая фляжка снова займет свое прежнее место в левом кармане твоей куртки. Если этого не происходит, я горжусь тобой. Ты слышишь меня, Т.Г.? Конечно же нет! Но я все равно говорю тебе это.
Я знаю, как тяжело тебе сейчас: один неосторожный шаг — и ты снова сорвешься в губительную пропасть. Ведь легче всего махнуть на все рукой и не бороться с соблазнами. Перемены всегда болезненны. Трудно избавиться от того, к чему привыкаешь.
Я часто выхожу ночью на улицу, стою на пороге в одиночестве и смотрю на твою палатку. До нее рукой подать, а мне порой кажется, что до нее тысячи миль.
Если бы только все зависело от меня, я бы сама сделала первый шаг. Но мне нельзя, я женщина. Мама говорила мне, что мужчины не любят смелых женщин. Что же мне делать? Я безумно хочу тебе понравиться.
Быть может, я жестоко заблуждаюсь, но мне иногда кажется, что я читаю в твоих глазах ту же страсть, то же желание, что испытываю сама. Но ты сторонишься меня. Не пускаешь в свое сердце.
Может, ты не хочешь связываться с девушкой много моложе тебя? Или тебя смущает то, что у меня на руках младший брат, о котором нужно заботиться? Ты не любишь детей? Или боишься ответственности? Не верю. Ты не такой. Ты лучше всех на свете.
Уж не принимаю ли я обычное любопытство в твоих глазах за неподдельный интерес ко мне?»
«Не играй в прятки сама с собой! — одергивал ее какой-то новый голос. — Любопытство… интерес… привязанность… Разве в этом дело! Ты сама влюблена в него по уши!»
Влюблена? Да, влюблена! Это открытие ничуть не испугало Мэгги и даже совсем наоборот, окрылило ее. Гордон ей нравился. И ни к одному мужчине она не испытывала чувства подобного тому, которое испытывала сейчас к Гордону. Быть может, это есть нечто большее, чем влечение женщины к мужчине? Любовь?..
— Хочешь масла? — спросила она.
Т.Г. первым отвел взгляд:
— Нет, спасибо.
Он сидит здесь и страдает вот уже битых два часа. Какого, спрашивается, черта? В ближайшем салуне искушенные девицы избавят от всех страданий за десять минут.
Мысль здравая, но с одним маленьким «но». У Гордона не было ни малейшего желания идти в салун. Мэгги давно уже завладела всеми его помыслами, и ему становилось все труднее скрывать свои чувства. Однако Гордон твердо решил никогда и ничем не выдавать себя. Он-то понимает, что ей совсем не с руки связывать свою жизнь с тридцатилетним неудачником.
Входная дверь со стуком отворилась, и в комнату ворвался морозный осенний воздух.
— Привет, Горди, смотри, что я нашел! — Вильсон бодро шагнул через порог, волоча на веревке рыжую рысь.
Мэгги с Гордоном, словно по команде, вскочили со своих мест и наперегонки бросились к выходу.
Переворачивая кастрюли и задевая полки, они под аккомпанемент гремящих котелков вылетели через распахнутую настежь дверь на улицу.
— Вот это да! — Вильсон озадаченно почесал затылок. — И куда это они так припустили!
Глава 14
— Никогда больше так не делай! — Мэгги все еще немного дрожала после встречи с рысью. — Так ведь и до припадка можно довести!
— Но, Мэгги, она не такая уж и большая! Она никому не принесет вреда!
После этого она разрешила Горди взять ружье и прогнать рысь. Это было нечестно! Она сказала, что он может заводить себе домашних животных, и как только он попытался принести кого-то домой, она тут же взъелась.
— Это — рысь, Вильсон. Дикое животное. Она сама добывает себе пищу. Когда она вырастет, откуда ей знать, что ты неподходящий ужин для нее.
— Я мог бы научить ее. Она меня так полюбила! Когда она вырастет, она будет хорошей, честно! Я научу ее быть хорошей!
— Нет, нельзя.
— Фу, дерьмо, — сказал он с отвращением.
Мэгги аж поперхнулась.
— Вильсон Дуглас Флетчер!
— Что!
— Где ты это слышал?! — Абсолютно точно не здесь! Шахтеры известны своим ужасным языком — они холили его и лелеяли. Однако и Горди, и «хулиганки» придерживали свой язык, когда поблизости был Вильсон.
Вильсон уставился на нее:
— А что, «дерьмо», это плохо?
— Да, очень плохо. Больше так никогда не говори. И раз уж мы оба об этом заговорили, молодой человек, твой английский последнее время просто ужасен.
Вильсон всегда был очень сообразительным ребенком, схватывал все на лету. И после приезда в Колорадо очень быстро пополнил свой словарный запас словами, приводящими Мэгги в ужас.
— Батч все время говорит «дерьмо». Он говорит это каждый раз, когда выбрасывает мой бутерброд в толчок. Он говорит: «Попрощайся со своей задницей, она тоже полетит в толчок!»
— Вильсон! Сейчас же прекрати!
— «Толчок» — это тоже плохо? — Ну ничем ей не угодишь последнее время!
Мэгги решительно направилась к двери:
— Марш в дом мыть с мылом рот.
— С мылом? — застонал Вильсон.
— Да, с мылом!
— Я так больше никогда не буду говорить, обещаю!
— Я знаю, что не будешь, молодой человек!
