Мэри Кэттон - Искушение добродетели
Епископ смущенно взглянул на Карлайлза, глаза которого метали молнии, и сказал:
— В таком случае ваше место здесь. — Он указал на скамью в первом ряду справа.
Арабелла бодро прошествовала вперед и, заметив женщину в удручающе сером платье на скамье слева, с вызовом ей улыбнулась, получив в ответ полный презрения взгляд.
Епископ призвал собравшихся к тишине, и церемония бракосочетания началась.
Герцог вложил руку Вивьен в ладонь Лоуренса и отошел. Этим символическим жестом он как бы передавал свою власть, как, впрочем, и ответственность за дочь, жениху.
Девушка была как в тумане. Вот Лоуренс произнес свою часть клятвы, а затем развернул ее к себе и надел на палец золотое кольцо с крупным рубином. Они посмотрели друг другу в глаза, и словно искра пробежала между ними. Все печали сразу отошли на второй план, осталась только страсть…
Отныне они муж и жена.
Епископ заколебался, не зная, предлагать ли жениху поцеловать невесту, но Лоуренс не нуждался в напоминании. Он схватил Вивьен за плечи и соединился с ней в долгом поцелуе, в котором было не только вожделение, но и вызов, злость и негодование. Словом, все, кроме счастья и любви.
Он оттолкнул ее от себя так же резко, как обнял, подошел к столу и быстро расписался в регистрационной книге. Когда с формальностями было покончено, Лоуренс повернулся к свидетелям и объявил:
— Мы с женой немедленно уезжаем в Сассекс. Надеюсь, вы понимаете, что в данных условиях о традиционном свадебном обеде не может быть и речи.
Он бросил свирепый взгляд на Гладстона, горький — на мать, подхватил Вивьен на руки и понес к выходу из церкви. Проходя через галерею, он неловко повернулся, и нога Вивьен задела одну из колонн.
— Лоуренс, пожалуйста! — ахнула она, но он уже вышел на улицу под холодный дождь.
Вивьен прижалась к нему и закрыла лицо руками, спасаясь от крупных капель. Лоуренс, не обращая на это ни малейшего внимания, донес ее до экипажа и поставил на подножку.
— Полезай внутрь, — сердито приказал он. — Я не намерен здесь мокнуть по твоей милости.
— Но я потеряла туфельку, — взмолилась она, усаживаясь на сиденье. — Она свалилась, когда ты вынес меня из церкви.
— Подумаешь! — хмыкнул Лоуренс и нетерпеливо постучал по крыше кареты. — Это всего лишь туфли, к тому же у тебя наверняка есть другие.
— Да, но не такие, — ответила Вивьен и удивленно посмотрела на него, словно видела впервые. — Эта пара была мне особенно дорога. — Девушка сняла с ноги вторую туфлю и прижала ее к груди.
Это был изящный башмачок из белой парчи, украшенный голубыми лентами и розочками, тот самый, что он ей подарил.
Лоуренс гневно посмотрел на свою жену, отвернулся и уставился в окно.
Вивьен, сдерживая слезы, прижимала к себе туфельку и с тоской думала о том, что, получив мужа, она, кажется, потеряла друга.
Глава 13
В дороге Лоуренс молчал, и, удрученная его надменностью и злостью, Вивьен закуталась в одеяло и попыталась уснуть. Сон не шел. Мысли и чувства и так находились в смятении, а непонимание происходящего угнетало еще больше. В карете было сыро и холодно, но в конце концов усталость и мерное покачивание рессор сделали свое дело. Вивьен крепко уснула.
Проснулась она оттого, что Лоуренс грубо встряхнул ее за плечо. Они уже въехали на плодородные земли Сассекса, и скоро должно было показаться поместье Торндайк.
Вивьен вглядывалась в сумерки за окном. Вдалеке за деревьями виднелись огни, и уже можно было различить очертания величественного строения в стиле королевы Анны, уютно расположившегося среди холмов и озер.
Когда карета остановилась, Лоуренс подал Вивьен руку, и она ступила на усыпанную гравием подъездную дорожку. Сухо представив ее слугам, он взял жену под локоть и повел в дом. Нигде не задерживаясь, граф проводил ее прямо в роскошную спальню, обставленную несколько громоздкой мебелью, отдал распоряжение насчет ванны и вышел.
Вивьен осталась одна. Она растерянно огляделась и почувствовала себя очень несчастной. Ясно, что Лоуренс сердится и винит именно ее во всем случившемся. Что ж, возможно, он прав. Это действительно ее вина. Оказавшись перед выбором, она предпочла страсть и с того момента совершенно потеряла контроль над собственной жизнью.
Совсем недавно Вивьен думала, что замужество даст ей свободу, предоставит шанс стать независимой личностью, но так было до того, как она позволила телу властвовать над разумом. Теперь мужчина, которого она считала своим ближайшим другом, стал ее господином и повелителем. И это еще мягко сказано: Лоуренс превратился в настоящего тирана! Что-то ждет ее впереди?
Теплая ванна, которая, по идее, должна была успокоить, не принесла умиротворения, отдых не восстановил силы, а болтовня Рут только раздражала. Нервы Вивьен были натянуты до предела. Она могла думать лишь о предстоящей ночи, о том, как поведет себя Лоуренс. Когда он уходил, выражение его лица не сулило ничего хорошего.
Наконец дверь отворилась, и Лоуренс вошел в супружескую спальню. Он молча кивнул Вивьен, подошел к камину и, облокотившись на него, стал наблюдать, как дворецкий Коуи накрывает на стол. В сиянии свечей Лоуренс выглядел необыкновенно притягательным. Вивьен стало трудно дышать.
Закончив сервировать стол, дворецкий вышел.
Нельзя сказать, что за ужином велась оживленная беседа. Лоуренс добросовестно ухаживал за своей женой, но на все вопросы отвечал односложно и как-то нехотя. Вивьен рассеянно ковыряла вилкой в тарелке и с тоской думала о том, что это ее свадебный ужин. Ужин, который большинство женщин запоминает на всю жизнь, а ей даже не удается поговорить со своим мужем. Она попыталась исправить положение и робко заметила:
— Твой дом просто великолепен, а слуги все такие милые и старательные.
— Я знаю, но вообще-то это довольно странно, учитывая, что им, бедолагам, приходится терпеть присутствие моей матери по несколько месяцев в году. — Лоуренс разрезал ростбиф и принялся меланхолично его жевать. — Кстати, тебя не должно смущать то, что Беатрис называет тебя не иначе как «эта шлюха». Наберись терпения: лет через пять она смирится, и вы прекрасно поладите.
У Вивьен кусок застрял в горле. Она покраснела и судорожно отхлебнула из своего бокала. Когда к ней возвратился дар речи, она спросила:
— Та женщина в сером, которая была в церкви, — твоя мать?
— Ты поразительно догадлива, — усмехнулся Лоуренс. — Беатрис ужасно строга ко всем окружающим и твердо знает, что пристойно, а что непристойно. В частности, непристойной она считает верховую езду. И если женщина моложе сорока лет употребляет спиртное — это непристойно, а если она к тому же не носит чепец — это просто кошмар. Однако больше всего моя мать презирает распутниц и людей, которые много смеются. Ну и, разумеется, никакой игры на пианино — это верх неприличия, — Лоуренс покровительственно похлопал Вивьен по руке. — Я говорю тебе это, чтобы не запугать, а подготовить к жизни здесь, в Торндайке. Ну-ну, не переживай, со временем обживешься и еще будешь нахваливать этот «райский уголок».
