Ольга Тартынская - Воспитанница любви
– Поди-ка сюда, красавица. Дай гляну, кого подобрал мой непутевый сыночек на этот раз!
Дрожа от обиды и волнения, Вера ступила в гостиную. Перед ней стояла сама Варвара Петровна – высокая статная дама с немного грубоватыми, но не лишенными приятности чертами и властными складками у яркого рта. Пепельные ее волосы украшал кокетливый кружевной чепец, на плечах лежал теплый платок.
– Ну, хороша, хороша, ничего не скажешь, – бесцеремонно разглядывая девушку, заключила Варвара Петровна. – К такой красоте бы еще и приданое изрядное да имя. Знаешь ли ты, дитя, что я никогда не дам согласия на брак моего сына с безродной бесприданницей? А коли против моей воли пойдет, останется нищим, как его братец. Знаешь?
– Да, сударыня, – прошептала, бледнея, Вера.
– Не слушай его, коли станет обещать да уговаривать. Он плут, умеет обольщать женщин, да ты ему не верь. Или уже сдалась его ласкам, забыв о чести девичьей? Я вижу, ты не из простых, с воспитанием. Не устояла, признайся, здесь все свои.
Уже полыхая огнем негодования, Вера ответствовала:
– Сударыня, я не давала вам повода думать обо мне дурно.
Варвара Петровна отмахнулась:
– Сама все знаю, нечего указывать. Так вот что. Он не женится на тебе, надежд напрасных не питай. А так – насладится и бросит, ему не впервой. Сама позаботься о добром имени и о будущем. Хочешь, я тебе денег дам? Наймешься в гувернантки, давеча я объявление в «Московском вестнике» прочла.
– Не смейте! – едва выговорила Вера сквозь слезы срывающимся голосом. – Не смейте меня подкупать!
– Ну, добро, – вполне миролюбиво ответила Варвара Петровна, охотно пряча ридикюль. – Вижу, неплохой выбор сделал сынок, на него это не похоже. Но все же берегись его, дитя. Спасай себя, пока не поздно.
Накинув теплый капот и отругав по дороге Лушу с Авдотьей, нежданная гостья удалилась в сопровождении трехаршинного лакея. Вера не смела взглянуть вокруг после пережитого позора. Рыдания теснились в груди, но плакать было нельзя.
– Не печалься, – легонько тронула ее за плечо Луша. – У нас нынче праздник, петь будем и веселиться. Ну ее, старую… Пойдем, я покажу тебе чего.
Вера покорно двинулась за ней. Комната Луши напоминала цыганскую кибитку: на полу лежал ковер, на стенах тоже висели ковры. Пахло чем-то пряным, душистым. На столике в беспорядке разбросаны костяные гребни, веера, шпильки и даже трубка.
– Ты куришь трубку? – изумилась Вера.
Луша, радуясь, что отвлекла подружку от тяжких мыслей, тут же показала свое умение, чем даже рассмешила Веру. Раскрыв комод, цыганка достала целый ворох изумительных шалей:
– Выбирай!
А после раскрыла все имеющиеся у нее шкатулки с драгоценностями. Вера принялась перебирать и разглядывать украшения и вовсе забыла о пережитом унижении. Луша предпочитала серебряные монисто, браслеты, янтарные ожерелья и серьги, но в ее шкатулках хранились и дорогие бриллианты, жемчуга, золотые безделушки, подаренные Вольским. Вера примерила серьги с изумрудами и такой же фермуар.
– Бери! – тряхнула головой Луша.
– Но как же, – растерялась ее наперсница, – разве тебе не дороги его подарки?
Цыганка посуровела:
– Ни полушки с собой не возьму, все ему оставлю! Если уж от него самого отказываюсь, что мне эти побрякушки!
– Тогда и мне не надо, – сникла Вера и убрала драгоценности в шкатулку.
Решено было одеться скромно, но с достоинством. Подарки Вольского заняли свои прежние места. Не желая обнаруживать волнение и трепет ожидания, девушки занимались обычными делами, но всякий раз застывали, когда по переулку проносился экипаж. Авдотья старалась вовсю. Из кухни плыл аромат телячьих котлет, стерляжьей ухи, пирога, начиненного курицей. И наконец, когда уже Вера не могла ничем себя занять, а Луша терзала струны гитары, испытывая терпение подруги, в сени маленького домика ввалилась разгоряченная молодежь.
Их было четверо: Вольский и три его приятеля. Все они были нагружены кульками с икрой, балыком, фруктами, конфетами, орехами и, разумеется, бутылками рома и шампанского. Вера убежала к себе и затаилась там, Луша же встречала гостей.
– Заварим жженку! – едва скинув шубу, провозгласил Вольский.
Вера слегка приоткрыла дверь и приникла к щели, наблюдая. Она видела, как Авдотья накрывала стол, а молодые люди со смехом и восклицаниями выливали содержимое бутылки в широкую чашу, поджигали с сахаром, а после разливали небольшим черпаком по бокалам. Ром подействовал быстро, а молодые люди и до того уж были навеселе. Стало дымно и шумно. Луша уговаривала гостей сесть и закусить. Наконец они отдали должное творениям Авдотьи. Никто не кликал Веру, не приглашал к столу. Она уже устала стоять возле дверей, недоумевала и чуть не плакала. Что это? Вольский забыл о ней? Вовсе нет, он украдкой поглядывает на дверь, хмурится при этом. И вот до слуха Веры донеслось:
– Однако, Вольский, где же ты прячешь свою прекрасную пленницу? Покажи нам ее, негоже скрывать сокровище от друзей.
Девушка отскочила от двери и больно ударилась об угол кровати. Она сделала вид, что дремлет в темноте, когда двери открылись и Луша позвала:
– Вера, тебя просят.
Немилосердно краснея и труся, Вера выбралась в гостиную. Громкие одобрительные возгласы еще более смутили ее. Ища спасения, Вера умоляюще взглянула на Вольского. Тот хмурился и кусал губу, но ничем не выразил ей поддержку. «Ну что ж!» – мстительно подумала Вера. Она присела за стол с ближнего края и стала есть, так как с утра ничего не ела. В соседстве с ней оказался румяный богатырь-кавалергард с весьма откровенным и пьяным взором. Представившись Отрешковым, он принялся ухаживать за Верой.
– Вольский, на что тебе две красавицы? – обратился к Андрею кто-то из гостей. – Поделись, не будь скаредой.
Вольский ничего не ответил, темнея лицом, однако никто не обратил на это внимания. В этот момент Луша запела и завладела слухом гостей. Один Отрешков был занят Верой и преследовал ее пьяным вниманием. «Вот она, доля содержанки!» – сокрушалась Вера, с аппетитом поглощая пирог и котлеты. Однако, едва почувствовав, что под столом к ее колену прижимается чужое колено, она тотчас встала и, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату.
«Позорное, гибельное положение!» – думала Вера, зажигая свечу. Желая рассеяться, она взяла любимый томик Пушкина и устроилась читать, стараясь не слышать шума в гостиной. Погрузившись в светлое очарование пушкинского стиха, она забыла обо всем. В облике Алеко ей грезился Вольский, пылкий герой в байроническом роде.
Верно, она задремала и не услышала, как кто-то вошел в комнату. Девушка вздрогнула, ощутив на плече чужое касание, и едва не задохнулась от немыслимого амбре.
