Гелена Мнишек - Майорат Михоровский
— Вы, должно быть, думаете, что всякий Михсровский — Ротшильд и может крыть крыши золото. Но я из бедных Михоровских, так что оставьте меня покое…
— Но ведь Глембовичи — сущая сокровищница! Чёт вам бояться? — вмешался какой-то галицийский паночек, строивший из себя венского барона.
Богдан разозлился:
— У меня такие же права на глембовическое состояние, как на испанский трон! Кто знает, постарайся я как следует, может, и стал бы претендентом на корону Бурбонов… но у меня нет никакого права на кассу Глембовичей.
И с тех пор он больше не играл.
Граф Элемер, тронутый его откровенностью, больше не втягивал его в игру. Он отыскал другой способ потешить юного приятеля, введя его в аристократические салоны. Богдан нигде не встретил прекрасной Анны, памятной по Ницце, — но завязал иные, столь же рискованные знакомства.
Сейчас, когда они бок о бок ехали по аллеям Пратера, Шетени указывал ему глазами на дам из высших сфер и нынешних звезд полусвета, что вспыхивают яркими метеорами, но обычно гаснут вскоре. Богдан, в зависимости от настроения, то любовался красотками, то откровенно позевывал.
И вдруг в дворцовом экипаже он увидел молодую особу в темном платье и широкополой черной шляпе. Она прямо-таки очаровала его, потому что напомнила приятные дни, проведенные в Глембовичах. Богдан скапал громко:
— Боже, как она похожа на Люцию! Граф, кто это?
— Эрц-герцогиня Мария Беатриче.
— Как она прекрасна! Граф Элемер усмехнулся:
— Прекрасна? По-моему, чересчур лестная оценка. Конечно, она мила и грациозна… но чересчур уж серьезна.
Богдан задумался. Потом сказал:
— Она очень похожа на мою кузину, которая вскоре станет…
И умолк смущенно.
— Которая вскоре станет вашей женой? — по-своему истолковал его замешательство граф Элемер. Богдан покраснел, даже подпрыгнул в седле, сердито уставился на графа:
— Ну что вы! Она скоро будет женой майората Михоровского.
— Ах, вот как!
Богдан испугался и устыдился:
— Но прошу вас держать это в тайне, граф.
— О, разумеется! Я рад, что майорат наконец выкинул из памяти… ту шляхтянку, что умерла. Все у нас удивлялись в свое время, что он стал искать жену среди тех, кто стоял ниже его… Что за идея — магнат и захудалая дворяночка!
Внезапно Богдана охватила злость и к Шетени, и к Люции, и даже, неведомо почему, к майорату. Покойная Стефа показалась ему цветущим лугом, по которому безжалостно ступали австро-венгерские копыта. Всю свою злость он излил на графа, бросив иронично:
— Кому-кому, а уж вам, венским аристократам, следовало бы свыкнуться с неравными браками. Ваши эрц-герцоги давно вас к этому приучили, выбирая себе жен без особой оглядки на титул и род.
— Я не эрцгерцог, а венгерский магнат, и превыше всего ставлю древность рода, — сухо ответил Шетени.
— О да, венгерские магнаты как раз сами женят на эрцгерцогинях, я и забыл… — сказал Богдан, немного успокоившись.
С того дня он часто бывал в Пратере с одной» единственной целью: увидеть Марию Беатриче. Ехал? следом за ее экипажем, а если она была верхом, держался; в отдалении, пожирая ее глазами. Шетени никак не мог понять, влюбился юноша в эрцгерцогию из-за нее самой, или из-за того, что она была похожа на неизвестную ему Люцию.
Но Богдан и сам не ответил бы на этот вопрос.
Граф Элемер очень привязался к молодому товарищу, который привлекал его юмором и смешившей порою откровенностью.
Как-то они оба отправились на бал в Бург. Богдан не помнил себя от радости, старательно учился у Шетени дворцовому этикету, все более пылко вздыхая по эрцгерцогине.
Когда карета венгерского магната наконец подъехали к дворцу, сердце Богдана колотилось, словно у молодой паненки, впервые появившейся в свете. Высокие, ярко освещенные окна императорской резиденции, могучи стены в первый миг напомнили юноше Глембовичи, но тут же это воспоминание рассеялось, проиграв незримое состязание со старинным дворцом Габсбургов.
Роскошные покои, вооруженные гвардейцы в старинных кафтанах, потоки света, широкие лестницы, украшенные пальмами и кипарисами, шелест дорогих шелков, приглушенный гомон светских бесед — все это вскружило голову Богдану. Он ощутил прилив такой радости, такого счастья, что поневоле хотелось кричать. Если бы сейчас перед ним вдруг появилась Мария Беатриче и кинулась ему на шею, он ничуть не удивился бы.
В бальном зале он встретил нескольких знакомых. Шетени представил его венгерским и австрийским магнатам. Богдан чувствовал себя совершенно свободно среди титулованной знати, искусно лавировал, чтобы не наступить на пышные шлейфы дамских платьев, беседовал непринужденно. Все здесь хорошо помнили майората Михоровского, и перед его юным кузеном открывались все двери.
Богдан то и дело поглядывал на дверь, откуда должна была появиться императорская семья.
Император произвел на него огромное впечатление. Прямой, изящный старец в военном мундире чуть наклонял голову, приветствуя тех, кого ему представляли. Но таких было мало: в основном здесь присутствовали завсегдатаи дворцовых приемов.
Представ в свою очередь перед монархом, Богдан низко поклонился, а император даже проговорил несколько благожелательных слов, касавшихся, правда, скорее фамилии, которую Богдан носил. Разговаривая позже с придворными, то и дело вспоминавшими о майорате, Богдан отвечал вежливо, но в глубине души ворчал:
— Ну что они все заладили? Майорат, майорат…
Ослепленный приемом, он совсем забыл, что есть и другой Михоровский, гораздо более знаменитый…
Богдан стоял, неотрывно глядя на императора Франца Иосифа, беседовавшего с кем-то из придворных. Казалось, глубокие морщины на челе монарха вобрали в себя все трагедии, все несчастья Габсбургов — и кровавую драму наследника престола Рудольфа, и смерть императрицы Елизаветы, и другие печальные истории. Богдан вспомнил, что находится во дворце, где уже много лет ходят легенды о призраке, предвещающем несчастье.
Михоровский вздрогнул, стал смотреть в другую сторону — и увидел прямо перед собой эрцгерцогиню Марию Беатриче.
На его поклон она улыбнулась и слегка наклонила голову. И отошла в сопровождении придворных дам, изящная, серьезная, в белоснежном платье. Глядя ей вслед, Богдан увидел нитку крупного жемчуга на стройной шее, сверкнувший брильянт в волосах, попытался последовать за ней, но ее уже окружали шитые золотом мундиры придворных, фраки министров, пышные платьях дам.
И расстроенному Богдану осталось лишь слушать болтовню молодого галичанина, того самого «венского барона»:
