Ги Бретон - Загадочные женщины XIX века
— Нам нужно на четвертый этаж, — сказала императрица.
Дамы поднялись, позвонили и стали ждать. Никто не открывал. Вероятно, советник тоже был около дворца.
Евгения и мадам Лебретон, разочарованные, сели на ступеньки. Через четверть часа императрица поднялась.
— Я не могу больше оставаться здесь. Уйдем!
На улице дамы стали советоваться, в какую сторону двинуться.
— Пойдем этой улицей, — решила императрица.
Они направились к площади Этуаль. Внезапно раздавшийся шум приближающегося экипажа заставил их обернуться. Позади них двигался крытый фиакр. Мадам Лебретон остановила его. Евгения назвала адрес месье де Пьенна, жившего на улице Ваграм, и дамы устроились на синих подушках.
Прибыв на место, они поднялись к камергеру. Увы! Его тоже не было дома.
— Мы подождем его, — сказала Евгения.
Но прислуга узнала ее. Преградив им дорогу, она закричала:
— Вы хотите подождать месье маркиза? Чтобы его арестовали и расстреляли вместе с вами? Уходите и скажите спасибо, что я не выдала вас!
Императрица и мадам Лебретон вышли в полной растерянности.
— А что, если мы отправимся в американскую миссию? — предложила мадам Лебретон. — Там мы будем в безопасности. Месье Вашбурн защитит нас…
— Прекрасная мысль, — обрадовалась императрица. — Скорее туда! Но где она находится?
Они не знали адреса американской миссии. Неожиданная мысль пришла в голову Евгении:
— Поедем к моему дантисту, доктору Эвансу. Он американец и далек от политики. Он мой друг, он укроет нас.
Возле площади Этуаль они нашли фиакр, который отвез их на улицу Малахоф, где жил доктор Эванс. На этот раз прислуга впустила их в дом.
— Доктора нет дома. Но он скоро вернется. Вы можете пройти в библиотеку и подождать его там.
Дамы, вздохнув с облегчением, уселись в кресла. Наконец-то им не грозил гнев толпы.
Около шести часов доктор Эванс, побывавший у дворца, вернулся домой. Слуга передал ему, что его ждут две дамы, не открывшие цели своего визита. Удивленный дантист прошел в библиотеку. Вот как он сам описывает то, что произошло дальше:
«Я был несказанно удивлен, когда вдруг оказался в обществе императрицы.
— Вам, должно быть, странно видеть меня здесь, — сказала императрица. — Но вам наверняка известно, что произошло сегодня.
Затем она в нескольких словах объяснила мне, что вынуждена была бежать из Тюильри, не тратя время даже на самые краткие сборы.
— Я приехала к вам, — добавила она, — в надежде на помощь, потому что знаю о вашей преданности мне и моей семье. Я доверяю вам. Я понимаю, что услуга, о которой прошу вас, тяжелое испытание вашему дружескому расположению.
Я заверил императрицу, что буду счастлив помочь ей.
— Как вы видите, — сказала она, — для меня настали страшные дни. Я всеми оставлена.
Она замолчала. Слезы навернулись ей на глаза. При виде этой женщины, которую я долгие годы знал как императрицу Франции, явившейся беглянкой под мою крышу, при мысли о том, что она, еще недавно окруженная друзьями, свитой, теперь была всеми забыта, оставлена, что ей пришлось просить помощи у иностранца, я не мог не испытывать к ней сочувствия и симпатии.
Я спросил императрицу, есть ли у нее какой-нибудь конкретный план.
Она ответила, что хотела бы, если это возможно, перебраться в Англию. Во всяком случае она стремилась как можно быстрее покинуть Париж. Она полагала что, когда откроется ее бегство из Тюильри, ее станут повсюду искать и что главари мятежа могут отдать приказ о ее аресте. Она говорила, что боится народного возмущения, потому что враги империи распускали о ней ложные слухи и взвалили лично на нее ответственность за войну, и озлобленная часть населения готова совершить какой-нибудь акт насилия. Поэтому, по ее мнению, не стоило тратить времени на обдумывание маршрута и конечной цели бегства, а следовало немедленно отправиться в путь».
— Нужно ехать, — сказала она, — покинуть Париж и Францию! Они убьют меня, если найдут, как Марию-Антуанетту!
Евгения де Монтихо, внучка торговца вином, боялась участи австрийской эрцгерцогини, и все потому, что ее когда-то полюбил император…
В одиннадцать часов вечера доктор Эванс отправился разузнать, что делается в районе Порт Майо, откуда он намеревался выехать из Парижа с Евгенией. Ворота не были заперты, и экипажи беспрепятственно сновали и в ту и в другую сторону. Обрадованный, он поспешил домой. В пять часов утра он разбудил императрицу.
— Через полчаса мы трогаемся, Ваше Высочество. Мое ландо ждет.
После легкого завтрака Евгения, мадам Лебретон, доктор Эванс и его коллега, доктор Кран, которого он попросил о помощи, сели в экипаж.
Небо было безоблачным. День обещал быть ясным.
— В путь, — сказал дантист.
Евгения улыбнулась ему. Кто знал, не оборвется ли путешествие на площади Этуаль по милости какого-нибудь не в меру подозрительного чиновника?
Ландо покатилось по улице Малахоф.
Послушаем доктора Эванса:
«На всем протяжении от моего дома до конца улицы Де ля Гранд-Арме мы видели дворников за своей обычной работой, лавочников, открывавших ставни, тележки торговцев овощами, молочниц, направлявшихся к центру города, царило оживление, обычное в эти ранние часы, и оно свидетельствовало о том, что события, происшедшие накануне, не повредили механизмов, лежащих в основе жизнедеятельности столицы.
Около ворот нам приказали остановиться. Когда к нашему экипажу подошел начальник караула, я опустил окно справа от меня и, подавшись вперед, по плечи высунулся из фиакра. Он спросил, куда мы едем, и я ответил, что направляюсь в собственном экипаже за город, где намерен провести день со своими друзьями, что я американец, но давно живу в Париже, и меня хорошо знают».
Ответ, по всей видимости, удовлетворил главу этого поста. Он отошел, сказав кучеру:
— Проезжайте!
Ландо покатило по навесному мосту через ров, миновало переднюю линию охраны и вскоре выехало из города.
Беглецы перевели дух. Первые препятствия были преодолены, они покинули Париж. То, что экипаж не обыскивали на выезде из столицы, служило доказательством тому, что исчезновение императрицы не было еще замечено бунтовщиками, которые уже более двенадцати часов подряд произносили пламенные речи в Отель де Виль…
В шесть часов ландо проехало неподалеку от Малмезона, откуда в 1815 году начал свой путь Наполеон I, также гонимый надеждой пересечь границу.
Евгения грустно улыбнулась:
— Как повторяется история Франции! На протяжении уже ста лет правительству приходится спасаться от революции. Еще совсем недавно, когда кое-кто предрекал падение империи в результате поражения в войне, я заявляла, что не покину Тюильри в фиакре, как Карл Х или Людовик-Филипп! И именно это я и сделала.