Антонио Форчеллино - Червонное золото
Микеланджело поднялся и отступил на шаг. Штукатурка, записанная сегодня, казалась темным пятном на фоне остальной стены, и дамы не понимали, как эта фигура будет сочетаться со всей фреской, настолько она отличалась по тону.
А художник видел, что человек на фреске обрел свой собственный таинственный свет, освещавший остальные фигуры свидетелей распятия святого Петра. Этот свет выводил их за пределы обыденности естественного пространства, заставляя обнажиться чувства.
Старик улыбнулся, и в свете свечей его глаза сверкнули золотистыми лучиками.
— Готово, теперь я закончил. Еще раз прошу прощения.
Подруги все еще с опаской переминались с ноги на ногу, стараясь не шуршать платьями, чтобы не напоминать Микеланджело о своем присутствии.
Виттория не удержалась и взяла старого друга за руки.
— Это чудо. Вы настоящее чудо. Только Христос, которого вы нарисовали и изваяли в своем сердце, мог дать вам силы для такого дивного искусства.
Микеланджело резко отдернул руки.
— Осторожно, маркиза, вы можете испачкаться, есть такие краски, которых не отмоют лучшие марсельские мыла.
Она улыбнулась и томно простонала:
— Испачкаться… Если бы Господу было угодно, чтобы хоть одна капля краски попала с ваших рук на мои, я бы не мылась всю жизнь и хранила это пятнышко как драгоценную реликвию.
Тут она вспомнила о подругах и о том, что художника придется с ними делить, хотя бы настолько, чтобы их не обидеть и не выйти за рамки хорошего воспитания.
— Микеланджело, вы ведь помните наших подруг?
Микеланджело склонился в общем поклоне, затем поцеловал руку каждой из дам и постарался сказать что-нибудь соответствующее его чувствам и подобающее их положению.
— Мадам Рената, ваши письма всякий раз заставляли меня помолодеть лет на десять, но теперь увидеть вас воочию — это просто чудо. Графиня Джулия, я впервые увидел вас на рисунке моего друга Себастьяно дель Пьомбо и был сражен вашей красотой, но когда я вижу вас, я всегда думаю, что перед вашей духовной красотой искусство наших кистей выглядит смехотворным. Свет, исходящий от вашей души, еще ярче, чем свет, который излучает ваша красота. И вы, Элеонора, позвольте называть вас подругой и сестрой. Если бы не вы, я не смог бы закончить надгробие Папы Юлия. Я обязан вам половиной жизни за то, что вы помогли мне справиться с этой трагедией. Вы видели его в окончательном варианте? Как вы его нашли?
Герцогиня Урбино расчувствовалась почти до слез и не сразу смогла говорить, хотя никогда не пасовала и перед правителями любого ранга.
— Я видела его, Микеланджело, и я счастлива, что вам удалось не только достойно увековечить память нашего дяди Папы Юлия, но и запечатлеть в камне веру, которая объединяет нас и которую, как сказала Виттория, вы изваяли сначала в своем сердце, иначе в мраморе у вас не получилось бы так убедительно. Вера роднит нас крепче, чем кровное родство, и я горжусь тем, что я ваша сестра.
Виттория слегка сжала ее руку, как бы предупреждая, что здесь не место намекать на статуи, в которых обрели форму их тайные надежды и из-за которых она чувствовала себя все время под угрозой. Но Микеланджело этих намеков не испугался и отозвался еще более искренним и отважным комплиментом:
— Это я горжусь тем, что вы, четыре ярчайших светоча, данные Господом нашему веку, чтобы указать путь истинной веры, который церковь почти забыла, соединились здесь, перед скромными орудиями моего труда.
Затем он обернулся к Маргарите, которую знал по портрету Тициана.
— Синьора, кажется, что Господь явил свое величие, наделив вас такой чистейшей красотой, какую только он способен создать на нашей несчастной земле. И моя Ночь сияла бы ярче солнца, если бы я встретил вас раньше и сделал ее похожей на вас.
Маргарита улыбнулась, удивляясь волнению, что сжало ей горло. Семидесятилетний Микеланджело, почитаемый в мире за бога земного, привел ее в замешательство той до грубости простой манерой, с которой он говорил и двигался в своем поношенном черном кафтане. Она силилась представить, какое место мог бы он занять в Риме, кроме как среди своих лесов и стен, расписанных фресками. Для определения этого человека ей не хватало слов, людей такой породы она раньше не встречала. Он не обладал ни плотью, ни полом, ни властью. Но в его хрупком теле и сверкающих глазах был сосредоточен свет, какого она не чувствовала ни в одном из множества знакомых мужчин.
Пока шел обмен любезностями, с лица Урбино не сходила наглая, насмешливая гримаса, словно он был уверен, что дамы его не видят. Но Рената не сводила с него глаз, все больше проникаясь ненавистью к этой карикатуре, которую расценила как воплощение отвратительной непочтительности. Сама не отдавая себе в этом отчета, она принялась сверлить парня взглядом, все более и более напоминавшим обращающий в камень взгляд Медузы со щита Персея. И ее гнев, материализовавшись таким образом, настиг Урбино на другом конце зала. Тот поднял глаза и сразу испуганно наклонил голову.
Пока парень отступал, Рената почувствовала на плече легкую руку Джулии и услышала, как та шепнула ей на ухо:
— Микеланджело — не первый мужчина, который стал рабом своих страстей. Но старик очень одинок, и этот бездельник при нем как плот, за который он цепляется, чтобы не утонуть в своей меланхолии. Из любви к нему негодяя терпит даже Папа.
Не заметив безмолвной дуэли между Ренатой и наглым мальчишкой, Виттория на глазах менялась в присутствии Микеланджело.
— Я думала, что знаю ее лучше, чем кого-либо, но никогда не видела в таком возбуждении, — шепнула Джулия Элеоноре, которая сама была настолько выбита из колеи, что еле могла ее слушать.
В веселом, приподнятом расположении духа Виттория снова обратилась к Микеланджело, в уверенности, что подруги только и мечтают, чтобы послушать их диалог.
— Микеланджело, я знаю, что вы приняли предложение расписать новую капеллу Папы Павла потому, что здесь должно собраться ближайшее заседание конклава, и вы надеетесь, что изберут нашего сэра Реджинальда. Теперь, увидев ваши фрески, я уверена, что так и будет. На этих стенах вы придали форму духу новой веры, и никто не посмеет воспротивиться избранию человека, который более других воплощает в себе глубокую веру первых христиан. Реджинальд Поул послан Богом, чтобы вытащить церковь из той пропасти, куда ее вовлек человеческий эгоизм, а вы посланы, чтобы содействовать этому вашей божественной живописью. Никто не сможет избежать влияния написанных вами фигур, настолько они полны чувства и одухотворенности. Святой Дух, который должен снизойти на конклав, наконец нашел в этих стенах место для перехода. Вы начертали простоту первоначальной церкви, без мишуры и предрассудков теперешней символики. Церковь держится только на вере, никакой роскоши, никакого богатства. Вы облекли в форму живую веру в Христа и безграничное сострадание к его мукам.
