Патриция Кемден - Обещай мне чудо
– Ужин сам образовался в виде пары вальдшнепов. Подарок… повелителю всего Карабаса. – Она запнулась, произнося фразу, но поспешно поправилась и закончила: – Подарок от человека, который ведет наблюдение с холма Мула.
Повелитель всего Карабаса. Маркграф Карабас. Новая ветвь старинной фамилии. Еще один дом, еще один дом… который не сразу заметишь среди всех прочих. Потребуются годы для изучения множества туманных имперских документов, прежде чем обнаружится правда. А ей нужна только одна зима.
Если ей удастся вывести из оцепенения отца и убедить в том, что его сына необходимо держать на крепкой привязи, тогда ей хватит времени для того, чтобы превратить долину Карабас в процветающий край, и фон Меклен не сможет ее уничтожить. Процветание приносит с собой налоги, и даже ее безумный братец, понимая это, не станет разорять землю своими охотничьими забавами. Содержание гончих стоит немалых денег.
А для этого ей понадобится добраться до Таузендбурга и поговорить с отцом, убедить его… Но прислушается ли он к мольбам заблудшей незаконной дочери? Она улыбнулась. Возможно и нет, но он, безусловно, не оставит без внимания совет такого уважаемого сеньора, как маркграф Карабас.
– У тебя появилось подозрительное выражение на лице, – заявил Александр, глядя на нее прищурившись.
– Какое выражение? – невинно спросила она. – Я просто вспомнила, что мне необходимо съездить в столицу купить новые сапоги.
Александр положил руки на стол и наклонился к ней.
– Я не доверяю тебе. Если Кэт понадобились новые сапоги, я сам поеду за ними в Таузендбург.
– Нет, нет, в этом нет необходимости, – оживленно сказала она, довольная своим новым планом. – У тебя здесь так много работы.
– Работы, от которой ты всего несколько минут назад хотела меня оторвать.
Она преувеличенно озабоченно притопнула ногой.
– Я совершенно испортила свои сапоги у реки. Вряд ли ты сможешь отвезти мою ногу к сапожнику.
– Не-е-ет, – согласился он и обошел вокруг стола прежде, чем она успела насторожиться. – Но вот что я могу сделать…
Он обхватил ее за талию, поднял и поставил на стол.
– Александр! – Она попыталась спрыгнуть, но он крепко держал ее.
– …Снять с тебя мерки и взять с собой.
Его руки задержались на ее талии, большие пальцы прямо под ее роскошной грудью.
– Мерки с моих ног!
– Да, – сказал он.
К полному ее смятению, его руки скользнули ей под юбку и обхватили икру, затем спустились вниз к лодыжке. Она попыталась выдернуть ногу, но он ловко стянул с нее сапог. Сделав шаг назад, он высоко поднял свой трофей и внимательно рассмотрел его. Сапог был старым, но целым.
– Отдай назад! – Она соскочила со стола и, прыгая на одной ноге, попыталась выхватить у него сапог. – Сапожник должен измерить ногу. Отдай его, проклятый…
– Как пожелаешь, моя Кэт, – сказал он самым вежливым образом и отвесил придворный поклон, затем выпрямился, протянул руки и, снова обхватив ее за талию, поставил ее на стол. С мимолетной лукавой улыбкой, поразившей Катарину, Александр приподнял ее юбки до колена и надел сапог своими теплыми проворными, чрезвычайно проворными, пальцами. Она, хмыкнув, произнесла слова благодарности.
Теперь он притопнул своим огромным, плачевного вида сапогом.
– Х-м-м, новые сапоги, превосходная идея.
Настала очередь ей подозрительно прищуриться.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего особенного, Катарина, только то, что сказал.
Он подошел к двери, низко нагнув голову, вышел, затем заглянул в дверной проем и окликнул ее:
– Я поеду с тобой завтра в Таузендбург.
– Нет, не поедешь, негодяй!
Она схватила с пола деревянный молоток и запустила в него, но он с легкостью увернулся, затем снова показался в залитом солнечным светом проеме.
– Ты права, Катарина. Оружие некоторых женщин оказывается бесполезным в неумелых руках. Может, ты как следует подумаешь и решишься немного попрактиковаться, прежде чем мы отправимся в путь завтра утром.
Он отошел от входа и удалился. Солнечный свет хлынул в погреб, что совсем не соответствовало мрачному настроению Катарины. Он не поедет с ней в Таузендбург. Может, он и командовал кавалерийским полком, но пусть попробует столкнуться с открытым неповиновением всех домочадцев. Это быстро сотрет ослепительную улыбку с его лица.
Она взяла тыквенную бутыль, наполненную порохом, и направилась к выходу. По крайней мере она надеялась прогнать усмешку с его лица. А с ее настроением происходили явно нежелательные перемены.
Худощавый человек, стоящий рядом с графом Балтазаром фон Мекленом, притворно улыбнулся и помахал рукой в сторону Гизелы, стоящей в противоположном конце переполненного народом роскошного бального зала во дворце герцога Таузенда.
– Какая красивая, – пробормотал человек. – Милорд граф удачлив в выборе своих… друзей.
– Удача – глупый предрассудок простаков и недоумков, – ответил Бат. Он наблюдал, как Гизела хитро склонилась к флегматичному Хазарду, уже давно служившему капитаном охраны герцога Таузенда. Из-за его косых глаз ей было трудно решить, на каком из них сосредоточиться. Бату доставляло удовольствие наблюдать, как она пыталась выудить информацию у преданного Хазарда, преданного его отцу и одного из тех немногих, кто не боялся его.
– Конечно, конечно, это так, милорд, – запинаясь, забормотал стоящий рядом с ним человек. – Я только хотел сказать… – И он залепетал что-то о наслаждениях, которые дарят красивые женщины, но Бат перестал слушать.
Он улыбнулся, вертя между пальцев золотую монету. Красота? Что стоит красота без таланта? Нечто бесполезное. Всего лишь некий объект, который выбрасывают, пресытившись его видом. Но талант… монета задвигалась быстрее меж его пальцев. Ему следовало утаить побольше информации от слишком изобретательной Гизелы, если судить по прошлой ночи. Кто бы мог подумать, что сообщение об этой паразитке, его незаконной сестре, приведет к такому восхитительному результату.
Он поднял стакан вина, безмолвно салютуя своей мертвой сестре. Женщина, причинившая ему больше хлопот, чем любая другая, и ухитрившаяся избежать мести – она умерла прежде, чем он успел добраться до нее, – наконец-то хоть частично заплатила ему изысканным наслаждением, вызвав любопытство Гизелы. Он слегка кивнул еще одному проходившему мимо дурню, принявшему его приглашение – участвовать в охоте.
Воспоминание о таланте Гизелы вызвало в нем столь сильное возбуждение, что вдоль спины пробежала волна боли.
Но, возможно, его ожидают еще большие удовольствия. Насколько изобретательнее станет Гизела, если его сестра-ублюдок, доставившая ему столько беспокойства, окажется живой. Он подал знак начальнику своей охраны, и они, двигаясь параллельно, прошли сквозь толпу и удалились в личную приемную, размещавшуюся этажом ниже комнаты отца. Когда они остались наедине, охранник отвесил ему глубокий поклон и сказал:
