Вирджиния Браун - Изумрудные ночи. Книга вторая
— Я что-то не вижу большого количества открывающихся возможностей, — мрачно ответил Трейс. — Превращаться в поганки, скорее всего.
— Или в трупы? — нервные нотки, чего он опасался больше всего, послышались в ее голосе.
Он обвил ее рукой в темноте и быстро окликнул, когда она взвизгнула:
— Это я. Дай мне руку. — Ее пальцы скользнули ему в ладонь. — А теперь дай мне свои губы, Бетани.
— Трейс, не время для!..
— Поцелуй меня, черт побери! Кто знает, представится ли нам другая возможность?
Он настаивал не потому, что ему хотелось целовать ее, а для того, чтобы помешать ей впасть в истерику и утратить возможность соображать. Он готов рассказать ей, что происходит, если человек утрачивает способность трезво соображать. Разве он не позволил ненависти к Бентворту затуманить себе рассудок? Теперь из-за этого они попали в передрягу.
Бетани сдалась и прильнула к нему, зарывшись лицом в рубашку, чувствуя, как его руки погружаются в ее волосы и закидывают голову назад, чтобы поцеловать. Его губы коснулись ее рта, бархатистая сладость которого всегда пробуждала его.
— Не так плохо, а? — прошептал он и почувствовал, как она качает головой.
— Трейс, что мы собираемся делать? — снова спросила она с ноткой отчаяния в голосе, и руки его опять обвились вокруг ее тела.
— Заниматься любовью.
— Что!
— Ты можешь придумать лучшее занятие в темноте?
— Ты, наверное, спятил! Здесь?
— Почему нет? Не думаю, что в ближайшее время нас кто-нибудь побеспокоит, — он улыбнулся во мраке. — А если и побеспокоят, ты представь, как они удивятся, обнаружив, что нас не так легко выбить из колеи.
В голосе ее послышался смех, пока она говорила:
— Теперь я не сомневаюсь, что ты либо ненормальный, либо гений.
Руки его легли ей на бедра, потом нащупали грудь. Ему не нужен был свет, он помнил все нежные перламутровые изгибы ее тела, месяцами не выходившие у него из головы.
— Мы определим это позже, — прошептал он, уткнувшись в ее нежную шею губами, отыскивая крошечную, неистово пульсирующую жилку.
Когда он расстегнул блузку и начал горячими неспешными ласками исследовать ее тело, Бетани затрепетала. К их страсти примешивалась нешуточная опасность, и это привносило особую обостренную чувственность. Быстрые уверенные движения рук Трейса, горячие нетерпеливые губы, блуждающие по ее телу, заставляли отвечать на прикосновения судорогами возбуждения. Когда она в нетерпении принялась раздевать его, он пришел ей на помощь. Темнота скрывала его наготу, но любящая память восстанавливала детали. Бетани не нужно было смотреть на его сильный плоский живот, хорошо тренированные мышцы, на переливы его мускулатуры, чтобы ощущать совершенство этого тела. Она могла видеть все это кончиками пальцев.
Возбужденный до предела уже одним ощущением ее бархатистой кожи, Трейс, охваченный внезапным бешеным порывом, рывком приподнял ее и крепко прижал к себе. Ее полные груди дразняще уперлись ему в грудь, а когда она мягким движением обвила бедрами его ягодицы, он застонал от наслаждения.
Хотя на полу и валялись одеяла, Трейсу не хотелось их использовать. Вытянув одну руку, он нащупал гладкую поверхность стены и уперся в нее. Бетани оказалась зажатой между стеной и его сильным телом. Тогда он слегка наклонился, поднял ее вверх, а потом бережным осторожным движением, от которого у нее захватило дух, опустил на себя. Он услышал его, этот всхлип, который ей не удалось сдержать, когда он резким страстным толчком уверенно вошел в нее, обжигая неистовым пламенем неукротимого желания.
Бетани сцепила руки у него на шее, чувствуя, как холодные камни обжигают ей кожу. Трейс двигался внутри ее тела, распаляя ее все больше, мышцы непроизвольно сжимались, ноги и бедра начали судорожно двигаться, подчиняясь все убыстряющемуся темпу этих ритмичных толчков.
Оргазм наступил одновременно, подобный взрыву, вызвавший конвульсии, которые невозможно было сдержать. Трейс крепко прижимал ее к себе, обхватив руками нежную плоть ягодиц, пальцы его судорожно вцепились в бедра при последнем неистовом толчке.
Готовая разрыдаться, Бетани закричала, и звук этот эхом отразился от стен их мрачной тюрьмы. Трейс быстро накрыл ей губы ртом. Когда он наконец оторвался, то с трудом держался на ногах. Его охватило настолько расслабленное состояние, что единственным желанием было лечь на пол и не шевелиться.
Они не спеша разъединились, и Трейс осторожно опустил ее.
Именно Трейс собрал раскиданную одежду. В кромешной темноте он отыскал одеяла и расстелил их на полу. Бетани с громадным облегчением опустилась на них. Она была не в состоянии больше стоять ни секунды и перестала обращать внимание на незначительные неудобства. Трейс оказался прав. Именно это было нужно, чтобы расслабиться. Теперь она была уверена, что вынесет все что угодно. Сейчас ей слишком хотелось спать.
Часы сменялись часами. При полном отсутствии света невозможно было следить за временем. Оно перестало существовать. Гложущая неопределенность будущего давила тяжким грузом. Бетани откинула голову назад, прислонясь к стене. Возможно, именно такой предстает перед человеком смерть. Полным отсутствием звуков, света, ощущений.
— Мрачные мысли? — спросил Трейс, когда она в беспокойстве заерзала на месте. Бетани было кивнула, и только потом вспомнила, что он не может ее увидеть.
— Да. А ты о чем думаешь?
— О том, как бы чего-нибудь поесть.
— Ну не типичный ли мужчина!..
— Держу пари, что мечтать об этом приятнее, чем размышлять о чем-либо еще, — поддел ее Трейс, она пожала плечами.
— Ладно. Ты выиграл.
— Скоро придет кто-то. — Потянувшись, Трейс согнул ногу в колене и обхватил ее рукой. — Если это не Бентворт, то обязательно кто-то, кого ты знаешь, — через минуту снова заговорил он. — Кто-то, кого знал твой отец, кто-то, чье имя начинается с «Б».
— Я не могу представить, кто бы это мог быть.
— Не можешь? — Вопрос Трейса повис в тишине. — Кому, как ты считаешь, была выгодна смерть твоего отца?
— Никому, только мне, — растерялась Бетани. — И какая мне выгода. О, есть дом и небольшая рента, которая истощится через несколько лет, за исключением этого отец ничего после себя не оставил. Его богатством была его работа.
Ботинки Трейса заскрипели по полу, чудовищно грохоча в темноте.
— Не так уж много пользы.
Уловив в его голосе нечто, чего она могла бы и не заметить, будь они в любом другом месте, Бетани спросила:
— Тебе что-то известно, правда?
— Давай так: у меня есть подозрения.
