Анна Годберзен - Зависть
Шунмейкеры стояли на другом конце комнаты, и узнать, какими именно словами они обменивались, было невозможно, но под конец короткого разговора Генри убрал затянутую в черную атласную перчатку до локтя руку Пенелопы со своего плеча и вышел из комнаты. По непонятной причине развернувшаяся сцена вызвала у Элизабет дурное предчувствие, и она повернулась к Тедди, чтобы узнать его мысли по этому поводу.
– Элизабет? – произнес он, прежде чем она успела задать вопрос.
Она кивнула, давая ему знак продолжать, но он неловко вздохнул и вынужденно отвернулся. Они прошли в вальсе ещё несколько кругов, прежде чем он отважился договорить.
– Я лишь хотел сказать тебе, что когда я сделал тебе предложение, кажется, так много лет назад…
– В последний раз даже меньше чем два года назад. – На губах Элизабет заиграла легкая улыбка, хотя воспоминание, вызвавшее её, было грустным. Это произошло в Ньюпорте, где ей пришлось жить целый месяц. Тогда она ужасно тосковала и грустила из-за разлуки с Уиллом. Кучер умудрялся посылать ей письма – теперь она и не помнила, как вышло, что влюбленных не изобличили – которые были полны опасений, что пока Элизабет находится вдали от дома, она может потерять интерес к возлюбленному. Ресницы девушки дрогнули. – Да, верно, и двух лет не прошло. Тогда ты гостила у Хейзов.
Элизабет была ещё не в силах открыть глаза, но по его сбивающемуся голосу понимала, насколько Тедди сейчас взволнован и откровенен.
– В любом случае, я собирался сказать… хочу сказать, что тогда я был перед тобой честен, и моё предложение все ещё в силе. – Она никогда не слышала такой дрожи в его голосе. – Я все равно…
– О, Тедди, – вот и все, что смогла сказать Элизабет.
Она боялась, что если не перебьет его, то расплачется прямо посреди бальной залы и никак не сможет остановиться, пока не расскажет ему все свои тайны. Но, наверное, он принял её грусть за иное чувство, поскольку продолжил:
– Как думаешь, ты сможешь полюбить меня? Может быть, стать моей женой? Я имею в виду, необязательно сейчас, но, может быть, со временем?…
Элизабет внезапно остановилась. Она подумала об Уилле в день их свадьбы. Он был одет в коричневый костюм, купленный специально ради этого события, и затрясла головой. Он всё ещё был в этом костюме, когда она бросилась прочь от него, и этот самый костюм пропитался его кровью на перроне Центрального вокзала.
– Может быть, со временем, Тедди, – произнесла она, хотя мысль о легких белых цветах, приданом и выстроившихся в ряд шаферах вызвала в ней отвращение.
Она посмотрела в его серые глаза, так внимательно и нежно изучавшие её. Она всегда знала – даже тем летом, когда была столь наивна – что если бы не повстречала такого мужчину как Уилл, то Тедди мог бы сделать её жизнь счастливой.
– Со временем, – повторила она. Её голос звучал бездушно, но Элизабет подразумевала согласие. Со временем эти слова покажутся ей сладчайшей музыкой. Она попыталась улыбнуться, но знала, что получилось у неё плохо, поскольку губы стали бескровны. – Знаешь, если бы не все пережитое мною прошлой осенью и раньше… – начала она, желая объяснить ему хоть что-то. Но осеклась, понимая, что сейчас для этого не время и не место. – Сейчас я чувствую, что очень устала. С твоего позволения.
Юбки и драгоценности, перчатки и кружева, шпильки в волосах и кости корсета внезапно показались тяжелыми, как свинец. Элизабет не знала, сумеет ли пронести их через всю комнату. Но она больше не может веселиться в толпе во всем этом убранстве.
Она не смогла посмотреть на Тедди во время прощания, и поэтому совершенно не представляла, понял ли он её.
Глава 24
Платья для поездки на отдых всегда роскошны, но мои соглядатаи в Палм-Бич донесли, что мисс Каролина Брод, похоже, привезла с собой гардероб с иголочки и постоянно блистает, сияет и сверкает бриллиантами в обществе. Надеюсь, что мистер Кэри Льюис Лонгхорн хотя бы получает сведения о том, на что уходят его деньги.
Из колонки светских новостей «Нью-Йорк Империал», суббота, 17 февраля 1900 года
Этим субботним вечером по бальной зале отеля «Ройял Поинсиана», находящейся под сенью сводчатого потолка из белого дерева, но остающейся открытой всем ветрам из-за раскрытых настежь окон, скользили множество молодых и красивых женщин, но Каролина чувствовала, что является самой прелестной из них. Её каштановые волосы, приподнятые надо лбом в пышную высокую прическу, разделял пробор, а спускающийся по затылку завитый хвост перехватывала лента. Вокруг нежной шеи вилась двойная нить из жемчуга и гранатов, подчеркивающих зелень её глаз, а руки покрывало старинные гофрированное кружево. Она знала, что её широкий лоб почти светится в разноцветных огнях, и что на юге россыпь веснушек на её лице казалась благородного светло-коричневого цвета. Единственным, что портило безупречный образ, был её партнер по танцу, Персиваль Коддингтон, изо рта которого пахло куриным фрикасе, съеденным за ужином.
– Танцевать с вами – сплошное удовольствие, – говорил Персиваль.
Каролина знала, каково чувствовать неловкость в этом мире, и понимала, что означают бисеринки пота на его лбу. Бедняга нервничал, и ей даже было немного его жаль. Но всё же Каролина понимала, что тратит на него целые минуты своей многообещающей новой жизни и поздно расцветшей красоты. Его пористый нос находился ровно на уровне её глаз, а потные ладони сжимали её талию слишком нахально, пока они двигались в такт музыке оркестра Бейли, игравшего за ширмой, расписанной изображениями подводных созданий. Сотни гостей разместились вдоль стен комнаты, а место, отведенное под танцы, заполняли молодые пары. В пахнущем розами сумраке находились более яркие, более богатые, лучше одетые люди, загороженные армией слуг, разносящих напитки, а она топталась здесь с ничтожным человечишкой среднего достатка, не умеющим даже дышать с закрытым ртом.
В другое время она подумала бы о парадоксальности того, что всего несколько месяцев назад возможность привлечь внимание Персиваля Коддингтона показалась бы ей весьма удачным поворотом событий. Но теперь она была совсем другой. Времени на подобную сентиментальность у неё не было. Горло начало судорожно сокращаться, потому что хоть она и вертела головой направо и налево, Лиланда нигде не было видно.
Конечно, целый долгий день, проведенный наедине с ним, уже был близким к совершенству. Но она сглупила, настояв на возвращении в отель загодя, чтобы она успела принять ванну, накраситься, уложить волосы и оставить ещё час на затягивание корсета и застегивание всех мелких пуговичек на нескромном белом платье. Лиланд миролюбиво согласился, и по приезде в отель отправился играть в гольф с Грейсоном Хейзом.
