Александра Рипли - Из золотых полей
Старая Ливви пошарила в мешке, где у нее хранились обрезки тканей.
— И сколько же умерло? — прошептала Чесс.
— Половина. Гидеон тоже едва не помер, но все ж таки выкарабкался. Мэри все твердила, что это чудо. Она почти и не замечала, что ее малютка Мэри и еще один сын тоже живы. У этих бедных детей почитай и не было матери, пока Джош, вернувшись с войны, не привел в дом Элву. Она дала им столько любви, сколько они согласились от нее принять. Элва была добрая девушка и совсем молоденькая: ей тогда было всего пятнадцать. Если бы на войне не полегло столько мужчин, она могла бы найти себе жениха намного лучше Джоша. Он был ранен в живот, и это чудо, что он выжил. Но боль его так и не отпустила; после той раны он разучился радоваться жизни. И Элва состарилась быстрее, чем ей было положено природой.
Но все же в утешение Бог послал ей детей. Двоих детишек Мэри и тех, которые родились у нее самой. А вот у Изикьела Ричардсона не было утешения. К тому времени, когда он вернулся домой, Мэри совсем помешалась на религии. Для нее существовал один Гидеон, больше ей ни до кого не было дела. Я всегда подозревала, что и ему она слегка своротила мозги набекрень, все время твердя, что Господь избрал его среди всех остальных, чтобы спасти от дифтерии, а потом от коклюша. Ему было тринадцать, когда он испытал восторг единения с Богом. Так проповедует методистская церковь. Если ты в самом деле веруешь, что Иисус Христос умер за тебя и что он омоет тебя от грехов и будет твоим Спасителем, тогда Христос войдет в твое сердце и ты почувствуешь восторг единения с Богом.
На это надо надеяться, к этому надо стремиться, но лишь очень немногие сподобляются почувствовать это. Гидеон сподобился. Или поверил, что сподобился. Или сказал, что поверил, что сподобился. Мэри-то в это поверила сразу и безоговорочно. Теперь уж ничего не оставалось делать, как дать ему образование, чтобы он стал настоящим проповедником, посвященным в духовный сан. Она шпыняла Зика каждый день, не давая ему ни минуты покоя, чтобы он больше сеял табака и больше выращивал, чтобы было чем платить за Гидеона: и за жилье, и за стол, и за книги, и по счетам всяким, и за хорошую одежду. В конце концов Гидеона посвятили в сан. Вот тогда Зик просто взял и ушел. Он дал ей то единственное, чего она желала, наполовину угробив при этом себя самого, и дал Нэйту единственное, что у него осталось — половину фермы, а сам пошел искать себе хоть немного счастья.
— И что с ним стало?
— Никто не знает. Я молю Бога, чтобы он-таки нашел себе толику счастья. Малютка Мэри сделала то же самое, что и ее отец. Она уехала как только нашла мужчину, который хотел жениться на ней и увезти ее подальше от дома.
То, как Мэри понимает религию, отравило сам воздух в этом доме. Удивительно, что Нэйт вырос таким, какой есть — добрым и великодушным. Думаю, это заслуга Элвы. А Мэри я жалею. Но любить ее трудно, хотя Библия и велит нам любить ближних. Такие, как она, только отвращают людей от веры. У нее на все один ответ: «нельзя» и «это грех». Она мне не нравится, а больше я такого ни о ком не могу сказать.
Старая Ливви посмотрела через плечо.
— Хороша картинка, — сказала она своим обычным голосом, не тем, который приберегала для историй. Взгляд Чесс последовал за ее взглядом. Сэлли и поросята мирно спали в корзине.
— Ты лучше отнеси девчушку домой, Чесс, — посоветовала Ливви. — Уже смеркается.
— Да, я знаю, вы правы. Но скажите мне еще одну вещь. Что из себя представляет жена Гидеона?
— Лили хороша, как ангел. Но какова она внутри, я не знаю. Ее отец — знаменитый проповедник, спасший много душ, так что для проповедника она должна быть хорошей женой. Я видела ее всего дважды, на наших ежегодных молитвенных собраниях под открытым небом. Она не только хороша, как ангел, но и поет ангельским голосом. Но я заметила, что она вовсе не рвется навестить Мэри, да и Гидеона не посылает. Вот я и думаю: может, она ангел только снаружи, а внутри — все-таки женщина.
Чесс поцеловала Ливви в загорелую морщинистую щеку.
— Спасибо, — сказала она. — Вы отвлекли меня от беспокойства за Нэйтена на целый день.
— Заходи в любое время, я всегда тебе рада.
Всю дорогу до дома Сэлли спала. Чесс была этому рада. Ей нужно было о многом подумать.
Самое главное — это то, что она была несправедлива к родным Нэйтена. По сравнению с их горестной жизнью ее собственные прошлые беды бледнели. Она должна быть с ними более терпимой, более мягкой. Особенно с мисс Мэри. Но она никогда не простит ей того, как она в детстве обращалась с Нэйтеном. И того, как она обращалась с ним теперь.
На следующий день, когда Сэлли заснула после обеда, Чесс пошла на «фабрику», где работали Элва, Сюзан и мисс Мэри. Она испекла печенья с патокой. Они лежали у нее в корзине, теплые и мягкие. Чесс знала, что мисс Мэри питает слабость к сладкому.
Она постаралась сформулировать свое предложение как можно деликатнее. Вместо того чтобы шить вечером кисеты в двух разных домах, сказала она, они все могли бы собраться в доме мисс Мэри за ужином, который приготовит она. Джош и Майка тоже. Потом, после ужина, собравшись все вместе, они могли бы шить, не сходя с места, и здесь же наполнять кисеты табаком. Таким образом Элве и Сюзан не придется тратить время на стряпню, и они смогут сшить и наполнить больше кисетов.
После восхитительной тушеной оленины — с похвалами в адрес Майки, который подстрелил оленя — шитье в доме мисс Мэри прошло в приятном и спокойном общении.
Чесс уложила Сэлли, потом принесла из своей комнаты «Идиллии о короле».
— Почему бы мне не почитать вслух, а не про себя? — сказала она непринужденным тоном. — Это развеет скуку.
Мисс Мэри возразила:
— Это языческие истории. Я не стану их слушать.
Элва и Сюзан сказали, что с удовольствием послушают.
Мэри Ричардсон заткнула уши лоскутками миткаля.
Не прошло и недели, как Чесс далеко углубилась в сагу о рыцарях короля Артура и об их поисках чаши святого Грааля[14].
А после того, как Элва уносила спящую Сэлли домой, Сюзан оставалась еще на час, чтобы научиться читать самой.
Чесс была благодарна старой Ливви за добрый совет. Преподавание и чтение вслух поглощали несколько часов в день.
Но ничем не занятых часов было еще больше, и она вся извелась от тревоги. Был уже ноябрь, и стояли лютые холода, Когда темнело и температура опускалась ниже нуля, путник на дороге мог замерзнуть насмерть. Если только какой-нибудь грабитель не убил его раньше ради лошади и содержимого седельных сумок.
Глава 12
— Чесс, где ма?
