Линда Ли - Белый лебедь
На щеках Софи вспыхнул предательский румянец. Но она не станет сожалеть о своем поспешном решении.
— Разве я забыла сказать, что собираюсь выступить с концертом?
— Господи!
— Не может быть!
Диндра скрестила руки на груди и внимательно вгляделась в Софи.
— Сегодня утром нам то и дело преподносят сюрпризы. Сначала помолвка, потом концерт в Бостоне. И не меньше чем в концертном зале!
— Так я могу поговорить с вами наедине? — спросил Грейсон. Вежливость в его голосе сочеталась с напряжением.
— Нет, — повторила она, отставляя в сторону виолончель и направляясь к двери. — Просто оставьте документы на столе, и я потом просмотрю их. Идемте, мои дорогие.
Все потянулись к дверям, Софи вела их, точно стаю гусей. Но едва она подошла к двери, как Грейсон остановил ее. Генри и все остальные тоже остановились.
— Уходите! — рявкнул на них Грейсон.
— Не смейте! — крикнула в ответ Софи. Генри и обе женщины смотрели то на Софи, то на Грейсона, потом дружно скорчили гримасы и отправились на кухню.
— Предатели! — бросила им вслед Софи.
— Ничуть, — проговорил Грейсон зловещим тоном, — просто они сообразительны. — Он поднял черную бровь. — Я так понимаю, что устраивать сцены — это ваше любимое занятие?
Она бросила в ответ:
— Еще не знаю. Вчера вечером я впервые попробовала. — И, нырнув под его руку, она выскользнула за дверь. К сожалению, Грейсон пошел за ней следом, и так, вдвоем, они вошли в библиотеку, где на темных стенах, обшитых панелями орехового дерева, висели его жуткие картины с изображением охотничьих собак и убитых фазанов, похожие на обратную сторону игральных карт. На обоях выделялось несколько мазков цветной краски.
— Что это за языки пламени? — спросил он.
— Как это выглядит?
— Это выглядит так, будто вы открыли рисовальные классы и использовали стены, когда оказалось, что вам не хватает бумаги для рисования пальцами.
Софи улыбнулась.
— Я не настолько умна. Если хотите знать, я просто заново декорирую комнату. — Она разрисовывала стены вместо того, чтобы сменить обои, потому что краски нашлись в подвале, а на обои у нее денег не было. А эту темную комнату и удручающую живопись она не могла выдержать больше ни одной секунды.
— Я совсем недавно оклеил комнату этими обоями.
— Господи, и вы за это заплатили?
— Очень дорого.
— Значит, вас обманули. — Она повернулась и посмотрела на стены. — Наверное, я сделаю их красными.
— Но нельзя же покрасить комнату в красный цвет! — Она побарабанила пальцами по щеке и огляделась, а потом с невинным видом взглянула на Грейсона.
— Немного чересчур, как вы считаете?
Он с трудом сдерживал ярость. Софи очень хотелось от удовольствия потереть руки, но тут в голову ей пришла некая мысль. Может быть, в результате не понадобится ни обращаться в суд, ни давать концерт, чтобы заставить его убраться отсюда.
— Пожалуй, я пройдусь веселым желтым цветом или приятным спокойным голубым. — Она склонила голову набок, словно погрузившись в серьезные размышления. — Как вы полагаете? Желтый или голубой?
На мгновение ей показалось, что Грейсон и вправду обдумывает этот вопрос, но потом он покачал головой, и на лице его появилось угрожающее выражение.
Но Софи его опередила.
— Я думаю — спокойный голубой. Тогда перемена декораций пойдет на пользу нам обоим. Я смогу играть в красивой обстановке, а вы — сидеть здесь и слушать, а не стискивать зубы. Это будет полезно для вашего здоровья.
— Вы для моего здоровья не можете быть полезны, — буркнул он.
— Вот именно. Тем больше причин расторгнуть эту дурацкую помолвку и вернуть мне мой дом.
— Никогда в жизни! И можете забыть ваши планы насчет перемены декораций.
— Господи, да почему же вы так расстроились? — удивленно спросила она. — Исходя из нашего предыдущего разговора, произойдет одно из двух: либо я получу обратно свой дом, либо выйду за вас замуж. В любом случае я буду жить здесь, и мне понадобится музыкальная комната. — Она улыбнулась озорной улыбкой. — Вы азартный человек, мистер Хоторн? Хотите заключить пари?
— Азартный человек вложит деньги в адвоката, разбирающегося в законах. Ее улыбка исчезла.
— Вы пожалеете о том дне, Грейсон Хоторн, когда обручились со мной! Азартная женщина готова держать пари. — Он нахмурился.
— Будьте осторожны, Софи.
— Ой, как страшно! Вы чувствуете, как я дрожу? — Некоторое время эти слова висели в воздухе без ответа. Софи увидела в нем перемену — в глазах его вспыхнул дьявольский огонь. Он прислонился к столу, осторожно взял ее за руку — прежде чем она успела отступить, — притянул к себе, так что оказалось, что она стоит между его сильными ногами. Жест этот казался требовательным и интимным в одно и то же время.
В голосе его появилась хрипотца, и он держал ее на удивление ласково, но от его прикосновений кожу ее жгло огнем.
— Мне бы хотелось уложить вас в постель и заставить дрожать от желания, которое я читаю в ваших глазах.
Она не готова была услышать от него подобные слова и отвернулась, чтобы скрыть смущение.
— Это может быть только в ваших снах, — наконец удалось выговорить ей.
Она видела, что на него снизошло спокойствие, как бывает с воином, готовым вступить в бой, и занервничала. Когда он злится, ей легче с ним справиться. И когда она не стоит между его ногами.
— Это и бывает в моих снах. Каждую ночь. — Он произнес это хрипловатым голосом, подействовавшим на нее возбуждающе; его пальцы скользнули выше, туда, где плечо переходит в шею. Она чувствовала его жар, который согревал ее, как костер на морозе. От него пахло луговыми травами, качающимися на ветру. И мужчиной. Мрачным, чувственным, мужественным.
— Когда мы поженимся, уж вы у меня подрожите! — Она рванулась и зажала уши руками.
— Прекратите! Я не собираюсь выходить за вас. Ни сейчас, ни вообще. Неужели вы этого не понимаете?
Он очень осторожно отвел ее руки и держал их перед собой.
— Это потому, что контракт подписали, не посоветовавшись с вами? Это вас огорчило и заставило мне противоречить?
Он обхватил пальцами ее запястья, и она была, уверена, что он чувствует, как трепещет ее пульс.
— Это только начало! — с трудом выговорила она.
— Это сделал ваш отец, а не я. Меня заставили поверить, что вы согласны.
Он был так близко, его могучее тело действовало на нее сокрушительно.
— И вы считаете, что это вас извиняет?
— Почему же нет?
— Потому что вы не сказали мне о своем обмане, когда я приехала сюда.
— Я вас не обманывал. — Он погладил чувствительную кожу на ее запястьях.
— Это вы теперь так говорите, — произнесла она, с усилием соединяя слова. — Но вам следовало бы сказать мне о помолвке сразу, как только вы поняли, что мне о ней ничего не известно.
