София Нэш - Всего один поцелуй
Ее горячий призыв не остался без ответа. Теперь губы Куинна ни на миг не отрывались от ее лица, а руки блуждали по ее плечам, спине, шее и гладили волосы, мягко убирая пряди, падавшие ей на глаза.
Они оба молчали. Но она все прочла в его глазах, когда он посмотрел на нее сквозь сумрак ночи. В его взгляде светилась отчаянная решимость и беззащитная искренность.
Джорджиана точно знала, чем все это кончится и, если на то пошло, сгорала от нетерпения. Она просунула ладони под фрак и мокрую рубашку у него на спине, желая почувствовать тепло его кожи и могучие мускулы. Он скинул с себя верхнюю одежду и помог Джорджиане снять ее влажное платье.
При виде его энтузиазма она украдкой улыбнулась и, превозмогая боль в колене, опустилась на сброшенные одежды. Заливаясь краской стыда, она от души поблагодарила ночную тьму и свою длинную сорочку за то, что они скрывают ее увечья.
Она постарается как-нибудь прикрыть ноги, отвлечь его внимание, и тогда он, возможно, ничего не заметит. Однако всякие разумные планы улетучились, когда он стал на колени и, развязав кружевные тесемки, и освободил ее плечи от сорочки и склонился к ее груди. При первом же прикосновении к трепещущему соску нежного шелковистого языка Джорджиана выгнула спину в безмолвной мольбе, а Куинн, словно сокол, охраняющий свою добычу, навис над ней, расправив широкие плечи и обхватив ее руками.
Боже. Это Куинн. Жаркая августовская ночь соединила ее с мужчиной, которого она любила всегда, сколько себя помнила. Может быть, ей все это снится?
Наигравшись с соском, он запечатлел невообразимо чувственный орнамент на ее груди. И Джорджиана впервые ощутила зов сокровенного женского чрева. Оно будто рвалось к нему, изнывая от жажды в стремлении слиться с его мужским естеством.
В дымчатой лунной вуали ее дрожащие руки прикоснулись к его груди. Восхищенная его силой, Джорджиана замерла, а потом непроизвольно вздрогнула, уловив исходящий от него аромат. К розмарину и шалфею присоединились запахи мха и разгоряченной кожи, все еще влажной от озерных вод. Головокружительный букет…
Его пальцы постепенно все ниже опускали сорочку, а губы двигались следом. Проложив чувственную дорожку к ее пупку, он подвинулся и уложил Джорджиану в гнездо из вороха одежды.
Она в сотый раз подумала о том, как избежать полного разоблачения. Похоже, он угадал ее мысли и поступил ровно наоборот. Мгновение спустя смятая сорочка уже покинула ее бедра и плавно двинулась дальше.
Джорджиана подавила желание остановить его и теперь лежала перед ним обнаженная и униженная. Она отвернулась, не в силах вынести отвращения, которое наверняка отразится в его глазах.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что он полностью разделся. Слава Богу. Значит, грубые рубцы на ее ногах не показались ему настолько отталкивающими, чтобы остановиться на полпути. Опираясь на локоть, он склонился над ней.
— Джорджиана, твоя женственность сводит меня с ума.
Она быстро повернула голову и прижалась лицом к его плечу.
— Пожалуйста, пусть между нами не будет лжи. Я не вынесу этого.
— Я никогда не лгал тебе. Ты прекрасна, но, видимо, словами тебя не убедить.
Она не успела перехватить его большие красивые ладони, и он провел ими по ее изуродованной ноге. Проклятая конечность тут же одеревенела и похолодела больше обычного.
— Прошу тебя, не трогай меня… там.
— Джорджиана, сильнее всего мне хочется делать именно это. Я должен трогать тебя. Всю. Особенно вот тут. — Он нагнулся и покрыл поцелуями самый отвратительный шрам, тянувшийся от голени до внутренней стороны бедра. — И тут. Он погладил ее распухшее колено и принялся нежно целовать его снова и снова.
Она прерывисто вздохнула, почувствовала, как по ее щекам текут слезы, и прошептала:
— Ты вовсе не обязан делать это.
— Я так хочу, — произнес он слегка осипшим и все же до боли знакомым голосом. — С твоей стороны было бы крайне несправедливо ограничивать меня.
Внезапно его широкие плечи оказались между ее ног, а сильные руки окружили ее бедра.
Боже милостивый! Худший из ее ночных кошмаров и любимейшая из грез одновременно ожили и породили это неописуемо напряженное мгновение. Он пристально смотрит на нее, его лицо в нескольких дюймах от ее обезображенного тела, а она околдована, заключена в ловушку и не может пошевелиться.
Он бережно прикоснулся к ее коленям и мягко раздвинул их еще шире. Она смирилась с неизбежным и не стала сопротивляться. Пусть будет, как будет. Пусть он увидит ее. Пусть увидит все безобразные отметины, все до единой.
Его пальцы медленно скользили по бесчисленным серебристым линиям — памятным знакам давнего трагического происшествия. А когда он принялся массировать ее колено, последние мысли о сопротивлении растаяли как дым. Никто — даже мать и отец — никогда не пытался снять напряжение мышц и разработать распухший сустав. Божественное, восхитительное ощущение.
Он целовал шрамы, и всякий раз, когда ей казалось, что он вот-вот остановится, его пальцы и губы вновь возвращались к ее колену. Каждое свое движение он сопровождал тихими ласковыми словами. Вот к чему привело ее стремление утешить и поддержать его.
Убаюканная нежными прикосновениями, Джорджиана закрыла глаза и с удивлением заметила, как ее постепенно покидает горечь, напряжение, стыд…
Но вдруг…
Вдруг он провел языком по внутренней стороне ее бедра до самого верха и почти коснулся…
Она резко втянула в себя воздух, открыла глаза и попыталась немедленно сдвинуть ноги, несмотря на то, что между ними находился его могучий торс.
— Нет, Джорджиана, лежи спокойно. — Он явно отказывался сдавать позиции.
— Но ты же не собираешься…
— Обязательно, если ты предоставишь мне такую привилегию.
— Но…
— Доверься мне, — прошептал он, пристально глядя на нее сквозь сумрак ночи.
О, она доверила бы ему свою жизнь, не говоря уже о сердце, которое и так давно принадлежало ему!
Джорджиана расслабила ноги, перестала брыкаться и затихла. У нее полыхали щеки, припухшие от недавних слез, бешено колотилось сердце, и она боялась, что просто взорвется от переполнявших ее чувств, как только он прикоснется к ней.
Обдавая горячим дыханием ее бедра, Куинн прильнул ртом к трепещущей плоти и провел по ней языком. Джорджиана выгнулась на мшистой постели.
Терпеливо и непреклонно удерживая ее на месте, он все более требовательно и настойчиво впивался в нежные складки ее лона. Одновременно сильные пальцы гладили ее грудь и слегка пощипывали полукружия сосков.
Пронзительное, граничащее с мукой наслаждение завладело всем ее существом, и она из последних сил сдерживалась, чтобы, как было приказано, «лежать спокойно» под натиском бурных ласк.
