Эльвира Барякина - Князь советский
Он начал копаться в книжках и вскоре позабыл обо всех невзгодах.
– Вот ведь хитрые – до чего додумались! – восхищался он, листая толстый справочник по коррозии металлов. – Ну молодцы!
– Вы знаете шведский? – удивился Клим.
– Да он не сложный! Если знаешь три-четыре европейских языка, то остальное и так понимаешь. Тем более, когда дело касается науки.
Элькин сказал Климу, что его книги пойдут в Госиздат: там их переведут и напечатают в обход бухгалтерии – на бумаге, предназначенной для партийной литературы.
– Издателям сверху спускают разнарядку: выпустить столько-то наименований профсоюзных сборников или учебников по научному марксизму. Только их все равно никто не берет – хоть тресни. А с другой стороны, власти требуют, чтобы издательства приносили прибыль – вот им и приходится выкручиваться и тайком печатать полезную техническую литературу. Так что в отчетности мы пишем одно, а на самом деле происходит совсем другое.
– А шведы знают о том, что их книги будут переведены на русский язык? – спросил Клим.
Элькин с усмешкой посмотрел на него.
– Голубчик, вы до сих пор не поняли, где оказались? Совдепия – это царство обмана. Большевики сами обманулись в своей теории, но упорно натягивают ее на реальность – иначе им придется отказаться от власти, что недопустимо. Дуракам объяснили, что так и надо, а умных объявили врагами и саботажниками. Тут все держится на лжи и подлоге, и каким бы чистоплюем вы ни были, вы тут не выживете, если не начнете врать и нарушать законы. Полюбуйтесь на меня: если я не буду мухлевать, я сразу же разорюсь!
Внезапно с улицы раздался пронзительный детский крик:
– Папа, спаси!
Клим бросился в коридор, распахнул дверь и выскочил на заснеженный темный двор. Там никого не было, только в дворницкой истошно лаяла запертая Укушу.
– Папа! – вновь заверещала Китти.
У дровяного сарая мелькнула тень: невысокий мужик в длиннополой шинели тянул за собой упирающуюся Китти. Нагнав их, Клим ударом в челюсть свалил похитителя в снег и подхватил Китти на руки.
– Ты цела?!
Она была в одном платье, даже без обуви.
К ним подбежала Капитолина.
– Этот мужик украл нашу детку! – крикнула она и принялась пинать барахтающегося в сугробе похитителя. Богатырка свалилась с его коротко остриженной башки; из разбитой губы обильно сочилась кровь.
– Чего вы сразу деретесь? – заныл тот бабьим голосом. – Сами спрашивали про китайскую шубу с драконами, а сами по морде бьете!
У Клима екнуло сердце. Он передал Китти Капитолине.
– Неси ее домой.
Схватив брыкающегося похитителя под локти, Клим втащил его в подъезд, освещенный тусклой лампочкой.
– Что тебе известно про китайскую шубу? – взволнованно спросил он. – Ты знаешь женщину, которой она принадлежала? Я отпущу тебя – только скажи правду!
Мужик затравленно смотрел на него и шмыгал носом.
– Чё ты на меня накинулся? Мне ребята на базаре сказали, что ты червонец даешь за сведения про китайскую шубу. Ее Нинка носила!
– Где она сейчас?!
– А черт ее знает! Ее буржуи забрали – которые напротив театра Корша живут.
– Как забрали?! Куда?
Но мужик словно не расслышал вопроса Клима.
– Платье у твоей девчонки красивое – у меня такое же в детстве было.
«Да ведь он сумасшедший!» – подумал Клим, глядя в бессмысленные глаза похитителя.
На площадку выбежал Элькин с топором в руках.
– Это кто? Грабитель? Я сейчас милицию вызову!
– Убью сволочь! – заорал мужик и, выхватив из кармана заточку, попытался ударить Клима.
Тот отскочил в сторону, и мужик стремглав вылетел на улицу. Догнать его не удалось.
4.Клим вернулся к себе в квартиру – потрясенный, с оглушительно бьющимся сердцем.
Неужели он наткнулся на Нинин след? Все московские иностранцы знали, что в доме напротив театра Корша живет Оскар Рейх – американец, заработавший миллион на русской концессии. Клим несколько раз встречал его на официальных банкетах.
Из детской раздался голос Китти:
– Папа, ты где?
– Я здесь.
Что было бы, если бы он не услышал крик Китти? Сумасшедший мужик унес бы ее, а потом бросил где-нибудь на морозе.
Из большой комнаты вышла заплаканная Галя и в испуге уставилась на кровавые пятна на рубашке Клима.
– Ты что, дрался? С кем?
– Не имеет значения, – отмахнулся он. – Как посторонний смог пробраться в нашу квартиру?
Галя жалобно всхлипнула.
– Китти взяла открытку с товарищем Сталиным и пробила ему карандашом лоб… ну, чтобы повесить на елку. Я наказала ее и велела сидеть в коридоре и думать о своем поведении. Она там была одна – мы с Капитолиной накрывали на стол… Дверь, наверное, была не закрыта – ты же сам ее не захлопнул. Ну этот тип и зашел…
Клим с трудом сдерживался, чтобы снова не отчитать ее.
«Ох, Галя, Галя… Ты готова наказать ребенка из-за открытки! Откуда в тебе это дикарское желание молиться на священные предметы? Или ты просто отыгралась на Китти за свои собственные обиды?»
Ничего не сказав, он вошел в детскую.
Китти лежала на кровати.
– Я думала, что это Дед Мороз: он мне пряник дать обещал, – проговорила она, вытирая слезы. – А он вдруг схватил меня и понес!
Клим сел с ней рядом.
– У него ж не было бороды.
– А может, он современный? Может, он бреется? – Китти привстала и с тревогой заглянула Климу в глаза. – Пап, я больше никогда не буду… – Она не договорила и бросилась к нему на шею.
Они долго рассказывали друг другу, как они напугались и как хорошо, что все кончилось благополучно.
– Обещай, что больше никуда не пойдешь с незнакомыми людьми! – попросил Клим.
Китти кивнула:
– Хорошо…
Он отправил ее умываться, а сам вернулся в большую комнату и разыскал в столе телефонную книжку.
– Клим, я не виновата… Я не думала… – произнесла Галя, сунувшись в дверь.
– Все в порядке, – отозвался он, не поднимая глаз. – Можешь идти домой: Капитолина уложит Китти.
На него нахлынуло жутковатое волнение: а что если Нина все-таки найдется? Что, если сейчас произойдет простое, до смешного банальное чудо: в ночь перед Рождеством он получит самый дорогой подарок из всех возможных?
Клим долго стоял над телефоном, не решаясь позвонить. Он сам себе удивлялся: «Что меня держит? Привычка к несчастью? Страх перед неизвестностью?»
Собравшись с духом, Клим поднял трубку и назвал телефонистке номер Оскара Рейха.
Ответила горничная, говорившая с густым негритянским акцентом.
– Сожалею, но мистера Рейха нет дома.
