Джиллиан Хантер - Женитьба порочного герцога
— Ну, все, — сказала Харриет, садясь прямо. — Это последняя капля, больше я не вынесу ни одного оскорбления в свой адрес. И мне плевать, что вы герцог, даже если бы вы жили в замке из бриллиантов. И мне плевать, пусть хоть все женщины этого мира захотят стать вашей женой. Я…
Он сел рядышком, всем своим видом показывая, что готов слушать. Но Харриет уже упустила мысль. Она только сейчас поняла, что при дневном свете его лицо еще красивее.
— Я… я забыла, что собиралась сказать. Гриффин потянулся и откинулся на спинку тахты.
— Что-то насчет бриллиантов, жен и… ах да, последней капли и оскорблений. Это напомнило мне о причине, по которой я вызвал вас так спешно, что вы, очевидно, не нашли времени привести себя в порядок.
Харриет поджала губы. Он собирается уволить ее, и она уже ненавидела его за это. Она ненавидела его не только за то, что он герцог, но и за то, как сладко от него пахло, и за то, как он соблазнял ее своими глазами, отчего она снова теряла над собой контроль. И она бы все-таки потеряла сознание, если бы джин, который тек в венах ее отца и перешел по наследству к ней, не сделал ее крепче ломовой лошади.
— Если вы собираетесь дать мне расчет, ваша светлость, то будьте так любезны, управиться до темноты.
Гриффин пожал плечами:
— Это случится определенно не раньше завтрака.
Он прижал ее к тахте своим телом, и она почувствовала, как врезается в кожу отворот его черного сюртука там, где ее не защищало нижнее белье из муслина.
— Вы все еще в предобморочном состоянии? — спросил он, отводя с лица прядь ее рыжих волос. — Если так, то лучше вам выпить чашку чая и перекусить до того, как я объясню, зачем вас вызвал. Хороший завтрак успокоит ваши расшатавшиеся нервы.
Харриет пригладила волосы рукой, лишая тем самым Гриффина возможности любоваться ее растрепанными прядями. Успокоить нервы! Ну и нахал. Он отнял у нее больше нервов, чем женщина-убийца, с которой она месяц делила одну камеру в тюрьме. Но есть все же хотелось.
— Так это мне принесли завтрак? — спросила Харриет на полпути к столу.
— Я уже поел, — ответил Гриффин. — Угощайтесь, будьте как дома.
Харриет потрогала ладонью чайник. Он все еще был обжигающе горяч. Тосты и бекон манили соблазнительными ароматами. Она бы не простила себе, если бы из-за ее отказа такую вкуснятину просто выбросили. Тем более Харриет знала, как трудно приходится слугам, когда они пытаются угодить герцогу, чтобы он не уволил их.
Она устроилась за столом, сев на ближайший стул, элегантно сложив ноги, как ее учили в академии. В былые дни она бы набросилась на еду, словно оголодавший фермер. А сейчас она деликатно надкусывала то хлеб, то бекон.
Герцог отвернулся к окну, нахмурив брови. Харриет положила тост обратно на тарелку. Она посмотрела на его рабочий стол и только сейчас заметила бумаги, разбросанные повсюду. Некоторые листы лежали даже на полу, как будто он швырнул их в гневе.
— Мне кажется, вам лучше сразу сказать мне, что стряслось, — сказала Харриет, закусив губу.
Гриффин покачал головой:
— Доедайте тост. Я не видел аппетита у женщин с тех пор, как приехал в Лондон. Мне бы не хотелось думать, что это я вызываю у них такой страх.
Очень даже может быть.
Харриет сделала маленький глоток чая, вздыхая от удовольствия. Нет ничего лучше крепкого чая для хорошего начала дня.
Ну, разве что поцелуй герцога.
— Что у вас на столе? Или мне лучше не спрашивать?
Гриффин повернулся к ней.
— Мой секретарь вчера уволился.
— Интересно почему, — сказала Харриет, не подумав. — Но вы ведь… я не… неужели вы хотите, чтобы я…
— Заняли его место? Нет, конечно. Тетушка ни за что не согласится делить вас. Странно, что она еще не подняла шум, потеряв вас из виду.
— Вчера мы поздно легли спать, — напомнила Харриет. — Уже светало, когда я оказалась в своей постели.
— Что ж, пока мы спали, чертовы типографии, потрудились на славу. Вы не читали утренние газеты?
— У меня не было времени даже волосы уложить. Гриффин усмехнулся:
— Нужно было заказать вам расческу и ленту вместе с завтраком.
Харриет осторожно вздохнула.
— Так вы не станете увольнять меня?
— С чего мне вдруг увольнять вас?
— Прошлой ночью… ну, я не знаю… право же…
— Неужели вы думаете, что в чем-то виноваты? — Гриффин нахмурился еще сильнее. — Если бы я вас уволил, то тетушка спустила бы на меня всех собак. Впрочем, когда я скажу вам, что про меня написали газеты, вы, возможно, сами захотите уйти. — Он помолчал. — Точнее сказать, написали про нас.
Повисла пауза. Харриет стало стыдно за то, что она так увлеклась своими переживаниями. Ведь у герцога могли оказаться весьма серьезные причины для того, чтобы выдернуть ее из постели в такой ранний час.
— Я догадываюсь, в чем вас обвиняют, ваша светлость. Мне же выдвигали обвинения и похуже.
— А вы знаете, что они говорят сейчас? Харриет покачала головой. Он сказал это таким голосом, что она предпочла бы остаться в неведении.
— Нас обвиняют в интимной связи.
— О-о. — Харриет едва не рассмеялась. Такого облегчения она давно не испытывала. — И это все?
Гриффин удивленно посмотрел на нее:
— Для вас было бы, кстати, разрыдаться и обвинить меня в том, что я разрушил вашу репутацию, над которой вы работали все эти годы.
— Леди Паулис меня убьет, — неожиданно сказала Харриет.
— Нет, — возразил Гриффин. — Она убьет меня.
— Но это же какой-то абсурд, — сказала Харриет, качая головой. — Это все ложь. Вы и я…
Она не закончила. Гриффин бросил на нее такой взгляд, что она боялась даже подумать, что он хотел этим сказать.
— Прямо-таки абсурд? — спросил герцог. Харриет медленно встала.
— Абсурд, если, конечно, вы не предлагаете стать вашей любовницей.
Гриффин негодующе посмотрел на нее:
— Я даю вам шанс сбежать, пока до этого не дошло. На ваших дверях нет замка.
— Но как вы… — Она заметила слабую улыбку на его губаx. — Что будет, если ее светлость прочитает газеты?
— А она непременно их прочитает.
Харриет посмотрела на листы, разбросанные по столу.
— Она поверит написанному?
— Она не поверила, что я убил Лайама, когда меня обвинило в том общественное мнение. Но здесь совсем другое дело. Кое-что из написанного все же имеет под собой основания.
— Тогда я виновата не менее вас, — сказала Харриет едва слышно.
Он поднял голову.
— Ступайте, — сказал он сдержанным тоном. — И кто бы ни спросил вас об этом скандале, ничего не говорите.
— Да, ваша светлость.
