Барбара Картленд - Любовь священна
«Я люблю его», — шептала Селина в темноте.
Ее охватывала дрожь при одной мысли о том, что завтра они признаются в этом друг другу. Ей хотелось всю ночь напролет думать о герцоге, но она очень устала. Не то чтобы день был очень долгим, просто сегодня девушке пришлось испытать слишком много переживаний: удовольствие от преподнесенных ей герцогом нарядов, тревогу, с которой она подъезжала к вилле, и наконец ужас, который вызвало в ней нападение бандитов. Настоящей мукой для девушки было осознание своей беспомощности, когда она наблюдала поединок герцога с наглым, самодовольным бандитом, пожелавшим овладеть ею.
Она чувствовала, что ком застрял у нее в горле, дышать было трудно. Опять из-за нее герцог бросил вызов похотливому человеку, насмехающемуся и глумящемуся над ними, и это ранило ее в самое сердце.
Но герцог был так уверен в себе, что заставлял восхищаться собой. Так было и во время поединка: еще до победы над своим противником, она заметила невольное восхищение на лицах бандитов, наблюдавших за поединком.
Равносильно самой страшной пытке было для нее видеть, как кровь течет из руки герцога после первого удара его противника. Девушка не могла без содрогания представить себе, как в его тело вонзается беспощадный острый нож.
Она произносила самые безумные, бессвязные и непоследовательные молитвы, почти бессловесно прося Бога спасти герцога, не сознавая еще, что любит его.
И только когда его губы коснулись ее, она поняла, что принадлежит ему полностью и безраздельно.
«Я люблю тебя», — шептала она, засыпая.
Когда Селина проснулась утром, эти слова еще не сошли с ее губ. Ее разбудил звон монастырского колокола.
Сначала она подумала, что пора вставать, но потом решила остаться в постели, так как этот колокол созывал монахинь на утреннюю молитву, а она только помешает им.
Девушка снова заснула, и лишь через два часа проснулась и увидела монахиню, робко входящую в келью.
— Вы уже проснулись, мадемуазель? — осведомилась она.
— С добрым утром, — еще сонным голосом ответила Селина.
— Я сестра Тереза, — сказала монахиня. — И если вы сейчас оденетесь, то можете позавтракать в трапезной.
— Я сейчас же встану, — ответила Селина. — Меня разбудил колокольный звон, но потом я снова заснула.
— Сестра Бернадетта предупредила нас, что вы еще спите, — сказала сестра Тереза. — Она сейчас ушла в свою келью и просила меня благословить вас и заверить вас в ее почтении.
— Благодарю вас, — ответила Селина.
Монахиня принесла таз и холодной воды. Селина вымылась. Одеваясь, она увидела, во что превратились ее новые вещи после ночных приключений. Ярко-розовый бархат порвался в нескольких местах и был перепачкан. Видимо, когда они пробирались через лес, кусты боярышника поцарапали великолепную ткань. Но все это не имело значения по сравнению с тем, что они спаслись и герцогу больше не грозила опасность.
Приведя себя в порядок, девушка прошла в трапезную и позавтракала. Ей дали кусок свежего хлеба, немного козьего сыра и чашку слабого кофе. Она невольно сравнила это с несчетным количеством всяческих яств, поданных ей на яхте, которые составляли самый рядовой завтрак герцога.
Когда Селина кончила есть, сестра Тереза отвела ее через двор в дом священника. Священник и герцог ждали ее в той комнате, в которой она рассталась с ними вчера ночью.
Селина присела в реверансе. Потом она взглянула на герцога, и он увидел, что ее глаза сияют счастьем.
— Надеюсь, вы хорошо спали, — произнес он своим низким голосом.
— Я спала спокойно, — ответила Селина. — Простите, если я заставила вас ждать.
— Вам было необходимо отдохнуть, — сказал герцог. — А сейчас мы едем домой.
Девушка почувствовала, что в последнее слово он вкладывал особый смысл.
— А наши лошади здесь? — спросила Селина.
— Они ждут нас во дворе с раннего утра, — ответил герцог, — привязанные к ограде. Там же я увидел свой кошелек со всеми деньгами, запонки и заколку от галстука.
— О, как я рада! — воскликнула Селина.
— Я также, — вмешался в разговор священник, — и подозреваю, что мои прихожане, оскорбившие вас вчера вечером, глубоко раскаиваются.
— Надеюсь, вы поступили с ними не слишком сурово.
— Я поступаю по всей строгости лишь с теми людьми из Ниццы, которые не имеют никакого права приходить сюда и учить моих глупых мальчишек бандитским приемам, распространенным в этом распущенном городе.
В его голосе звучали гневные нотки, и Селина поняла, что он глубоко обеспокоен тем, что тех, кого он считал своими детьми, сбили с пути истинного пришлые бандиты.
— Я поеду с вами в Монте-Карло и поговорю с префектом полиции. Я намерен сделать все возможное, чтобы то, что случилось с вами вчера вечером, больше не повторилось.
— Мы очень благодарны вам за вашу доброту, — сказал герцог. — Я никогда не был до конца уверен, что в церкви можно найти убежище, но теперь у меня нет в этом никаких сомнений.
— Я счастлив это слышать, ваша светлость.
— И поэтому, — продолжил герцог, — я бы хотел от своего имени и от имени мисс Греттон подарить церкви Святой Лаэ сумму, которую вырвали бы у нас бандиты, если бы им повезло.
— Вы действительно намерены это сделать? — удивился священник. — Вероятно, вам известно, — десять тысяч франков я нашел сегодня утром в почтовом ящике.
— Я очень надеялся на это, — ответил герцог. — У вас выдающийся дар убеждения, святой отец.
— Здесь ваши вещи и деньги в безопасности, — сказал священник. — Полиция, преследовавшая человека с запиской, нашла дом, где вас держали, пустым.
— Я не хочу, чтобы кто-либо в Ла Турби пострадал из-за этой выходки, — ответил герцог. — А деньги — это мое благодарственное подношение церкви Святой Лаэ. Может быть, когда-нибудь мисс Греттон запечатлеет наш побег на рисунке, и вы повесите его среди других даров вашей церкви.
— Я не очень хорошо рисую, — возразила Селина.
— Многие наши художественные опыты очень примитивны, — ответил священник, — но они передают душу их исполнителей.
— Я, конечно, попытаюсь, — пообещала Селина.
— Может быть, тронемся в путь? — предложил священник. — Я провожу вас до виллы, а потом поеду к префекту полиции.
— Этим вы окажете нам большую честь, святой отец.
Лошади, ждущие их во дворе, казалось, меньше всего пострадали от того, где они провели ночь.
Они ехали медленно из-за старой и толстой лошади священника. Сам же он, очевидно, привык к путешествиям по холмам и труднопроходимым дорогам, и Селина была уверена в том, что отец Анселен проезжал несчетное количество миль каждый год.
