Барбара Картленд - Любовь священна
— Отца Анселена все очень уважают, — ответила сестра Бернадетта, — а эти люди еще и боятся его, что тоже неплохо.
Она засмеялась и отвела Селину в комнату, в середине которой стоял длинный стол, за которым обедали монахини, и стулья.
— Я принесу вам немного супа и молока, — сказала сестра Бернадетта, — так как уверена, что вы не обедали.
— Мне бы не хотелось затруднять вас, — запротестовала Селина.
— Боюсь, еда у нас очень скромная, — сказала сестра Бернадетта, — ведь наша община очень бедна.
Селина невольно подумала о богатстве и роскоши, которые увидела в Монте-Карло. На память ей пришли дамы, выходящие из «Отель де Пари» и идущие в казино. Сверкающие драгоценностями, они, без сомнения, готовы были пожертвовать огромные суммы на игру в рулетку. И она с горечью подумала о том, что никто из них не догадывается оказать хоть маленькую помощь живущим всего в двух милях от Монте-Карло простым крестьянам, которым ничего не перепадает от беспрестанно растущего богатства Монте-Карло.
Будто угадав мысли девушки, сестра Бернадетта сказала:
— Мы очень счастливы здесь. Церковь Святой Лаэ благословляет всех, кто ее посещает.
— Ваш священник говорил о чудесах, — вспомнила Селина. — Они действительно случаются?
— Настолько часто, что вы не поверите, если я вам расскажу о них, — ответила сестра Бернадетта. — Как-нибудь вы должны прийти и посмотреть рисунки, картины и письма от людей, молитвы которых были услышаны и которые запечатлели, как могли, все, что с ними произошло.
Сестра принесла суп в деревянной чашке, дала Селине деревянную ложку, и та мгновенно съела его. Пахнущий какими-то незнакомыми Селине травами, суп был превосходный, а к нему подали кусок черного монастырского хлеба, который, как известно, очень питателен. Потом девушка выпила принесенный сестрой стакан молока. Она чувствовала себя почти как ребенок, которого добрая няня кормит, перед тем как уложить спать.
Затем сестра Бернадетта проводила Селину в келью, меньше которой трудно было себе представить. Стены здесь были белоснежными, а вся обстановка состояла из узкой кровати, покрытой одеялом, подушки, стула, на который можно повесить одежду, и маленького коврика на полированном полу. Единственным украшением было большое распятие, висевшее над кроватью.
— Если вы еще что-нибудь захотите, — сказала сестра Бернадетта, — вам надо только найти меня. У меня ночное дежурство, поэтому вы не должны думать, что чем-то затрудняете меня.
— Здесь всегда кто-нибудь дежурит ночью? — поинтересовалась Селина.
Сестра Бернадетта кивнула головой:
— Иногда за нами приходят, чтобы позвать к больному; наш священник хочет, чтобы мы приходили к умирающим. Иногда приходится принимать путников, попавших в ситуацию, подобную вашей, или просто уставших после долгой дороги.
— Как хорошо, что вы помогаете людям.
— Мы здесь именно для этого, — произнесла сестра Бернадетта своим мягким голосом. — Помогать людям, как Бог помогает нам.
Оставшись одна в келье, Селина сняла платье и легла в постель. Матрац был очень жестким, и, кроме того, если бы она сняла нижнюю одежду, она бы, несомненно, замерзла.
Но девушку согревала горячая искра счастья, — ведь сегодня ее поцеловал герцог. Закрыв глаза, в темноте, она заново переживала его объятие и прикосновение его губ.
Она не представляла себе, что поцелуи бывают такими.
Когда он прикоснулся к ней, ей показалось, что все ее существо наполняется жизнью. Ощущение это было настолько божественным, что казалось, будто она сама стала неотъемлемой частью всего того прекрасного, что создано Богом.
Это любовь, сказала себе девушка. Теперь ей стало совершенно ясно, что она любит герцога с того самого мгновения, как увидела его, но не сразу осознала это, так как не знала, что такое любовь. Она знала, что, как только она взглянула в его лицо, когда стояла почти обнаженной в этом ужасном доме в Алжире, ей сразу стало ясно, что ему можно довериться.
Сначала она думала, что попросила герцога о помощи только потому, что он англичанин. Теперь Селина понимала, что уже тогда они были соединены тем вечным и древним чувством, которое независимо от их воли притягивало их друг к другу. И тогда, когда он вошел в спальню, девушка сразу же поняла, что он спасет ее.
Он был ей послан Богом на ее молитвы.
Ей до сих пор становилось страшно при мысли о том, что бы произошло, если бы он не пришел и она была бы брошена на милость арабских шейхов.
Теперь она была под надежной защитой, и, когда герцог поцеловал ее в часовне, девушке стало ясно, что он послан ей свыше.
«Как я. глупа, что сразу не догадалась, что люблю его», — мелькнуло в голове у Селины, когда она вспомнила тот счастливый день, проведенный с ним среди островов.
Такого восторга, как тогда, она еще никогда не испытывала, — ведь она была с мужчиной, который говорил с нею как с равной, как с разумным человеком, как когда-то говорил с нею отец. Она была с мужчиной, который внимательно ее слушал, и такой мудрости и понимания, каким обладал он, она доселе не встречала ни у кого.
А может быть, и нет ничего удивительного в том, что она не распознала любовь, хотя вся и была пронизана ею.
Ведь герцог был так значителен и так разительно отличался от мужчин, которых Селина когда-либо знала, что она испытывала перед ним благоговейный страх. И лишь потом, пробудившись от кошмарного сна, Селина поняла, что должна принадлежать ему и никогда с ним не расставаться.
С этой минуты она с ужасом думала о том, что когда-нибудь он отправит ее в Англию. Это не была боязнь остаться одной, ей было страшно — теперь она это сознавала — расстаться с ним и, может быть, больше никогда не увидеть.
«Я люблю его! Я люблю его! — повторяла она. — Я все в нем люблю».
Ей нравилось не только то, что герцог красив и силен и что свою одежду он носит с непередаваемой элегантностью, трудно предполагаемой в человеке, в котором все дышит мужественностью. Селину привлекли в нем прежде всего его способность понять другого и чуткость, которое она так ценила в отце. Он был частью той музыки жизни, которой она всегда была наполнена.
Наслаждаясь красотой пейзажей, цветов, любуясь картинами, девушка часто ловила себя на мысли о том, что не в состоянии выразить это словами, но она чувствовала, что душа ее поет, так как непередаваемое словами она переводила в музыку.
И она была уверена, что если бы рассказала обо всем герцогу, он бы разделил ее чувства, как разделял красоту пейзажа, открывавшегося из окон виллы, прелесть солнечного света, играющего на море, очарование желтых, белых и пурпурных цветов, растущих среди мягкой зеленой травы на необитаемом острове.
