Влюбленный астроном - Лорен Антуан

– Нет, Алиса, это не забавно. Это невероятно, практически невозможно… Я совершенно сбит с толку…

– Понимаю, – сказала она и добавила очень серьезно: – Ксавье! Я не голос в смартфоне и не силуэт в окне.

– Нет, – согласился он. – Вы нечто большее, чем голос в смартфоне или силуэт в окне.

– Кстати, Луиджи говорил мне, что ваш друг Гийом Лежантиль жаловался на капризы звезды. А что, если богиня любви решила немного над нами подшутить? Почему мы так уверены, что у богов нет чувства юмора?

– Богиня играла с Гийомом, а теперь играет с нами… Может, это ее манера отмечать свой транзит перед диском Солнца?

Они помолчали, слушая, как все громче стучит по крыше дождь.

– Там настоящий потоп, – сказал Ксавье. – Хотел бы я всю оставшуюся жизнь провести с вами в Ноевом ковчеге.

– Ксавье, давайте договоримся об одной вещи.

– О какой вещи?

– Давайте договоримся, что после того, как мы увидим транзит Венеры, вы меня поцелуете. Что скажете?

– Прекрасная мысль! Нельзя упустить эту возможность. Потому что следующая наступит только через сто лет.

– Вот именно, – кивнула Алиса. – А вам известно, что наши дети состоят в переписке?

– Да, я знаю, – ответил он.

– Эстер думает, что я ничего не вижу. Но я все вижу. Я спросила ее, что она делает за моим компьютером, и она призналась, что создала себе почтовый ящик. Я не стала ее ругать. Вообще в последнее время я веду себя на удивление спокойно.

– Вот и хорошо. Значит, наши дети хотят вместе с нами посмотреть на транзит Венеры. Так давайте так и сделаем. Только это рано утром.

– Да, я в курсе. Но проблема не в этом.

– А в чем проблема?

– Проблема в том, что они уже выбрали место, откуда хотят наблюдать за Венерой.

– И… что это за место?

– Эйфелева башня. Самая высокая точка Парижа. Они решили, что смотреть надо именно оттуда. Но это невозможно. Я нашла в интернете точное время транзита. Это слишком рано. Башня еще закрыта для посещений.

Оба молчали, размышляя о детской мечте, осуществить которую не в состоянии ни один взрослый. Что они могут им предложить? Собраться на балконе в квартире Ксавье или у Алисы?

– Пойдемте, – сказала она. – Взглянем на дождь.

Они встали и двинулись назад ко входу в ангар. Дождь падал стеной.

– Это летний дождь, – заметила Алиса. – Он ненадолго.

Ксавье смотрел, как мощные струи поливают двор и металлические скелеты зверей. Потом он достал мобильник и сказал:

– Дайте мне руку. На удачу.

– Кому вы собираетесь звонить? Венере?

– Почти, – ответил Ксавье, и Алиса сжала тонкими пальцами его ладонь.

Он нашел в списке нужный номер и нажал кнопку вызова. Звонок, второй… На третьем трубку сняли.

– Алло! Это генерал Дельё?

– Он самый, – раздался невозмутимый голос.

– Генерал, говорит Ксавье Лемерсье.

– Я знаю, что вы месье Лемерсье. Мужчина с телескопом.

– Генерал, вы сказали, что если мне когда-нибудь понадобится ваша помощь…

– Я помню, что я вам сказал, месье Лемерсье. Я вас слушаю.

* * *

Дождь лил как из ведра, колотя по булыжной мостовой. Над домами плыли низко висящие тучи. Не успел Гийом выйти из фиакра, как его черная бархатная треуголка тотчас напиталась влагой. Он снял ее и опрокинул в ближайшую канаву, как будто вылил воду из чайника. На заставе Монсо ему повезло найти свободного кучера, с которым он расплатился почти последними деньгами, оставшимися после долгого пути из Байонны. Кучер в черном шерстяном плаще и кожаной шляпе помог затащить в повозку небольшой сундучок – единственный багаж странного пассажира. Прямоугольный ящик на ремнях он поставил себе на колени, отказавшись уложить его на задок фиакра.

– Откуда прибыли? – прощаясь, спросил кучер. – Похоже, издалека… Я вас на заставе сразу заприметил.

– Из Пондишери, – ответил Гийом, протягивая кучеру монету.

– Понятно… Это вроде близ Медона, верно?

– Нет, чуть дальше, – сказал Гийом и добавил к первой монете свой последний луидор. – Вот, зайдите в трактир, поешьте горячего супа и выпейте доброго вина.

– О, спасибо, сударь! – поблагодарил кучер, снимая шляпу. – Дай вам Бог долгой жизни, любящую жену и деток. Денег побольше и всякого счастья! – улыбаясь беззубым ртом, добавил он.

Хлестнул лошадь кнутом, и фиакр, грохоча по мостовой, исчез за углом улицы, утопавшей в густом и влажном тумане.

Париж. Его дом. Широкая деревянная дверь. Гийом накинул на плечи ремни ящика с телескопом, подхватил свой дорожный сундучок и плетеную торбу, в которой лежали краюшка хлеба, бутылка вина и кусок колбасы – его сегодняшний ужин. Он купил эти припасы на заставе. Торговцы, не имевшие разрешения продавать свои продукты в Париже, старались обосноваться здесь, на въезде в город; королевские прево взимали с них пошлину, взамен позволяя заниматься своим делом и не забывая получить мзду в виде пары бутылок вина и свежей дичи.

Гийом погладил рукой дверной молоток и лишь затем толкнул тяжелую дверь. Мощеный двор ничуть не изменился, вот только растущее посередине дерево стало, пожалуй, выше. Звук его шагов гулко разносился в тишине. Он миновал угловой каменный колодец; подвешенное к вороту ведро покачивалось на ветру. Гийом нащупал в кармане плаща ключ и ступил на каменную лестницу с резными чугунными перилами, украшенными позолоченными завитушками. Третий этаж, дверь слева. Семейство де ла Галазьер обитало по этому парижскому адресу на протяжении трех поколений, и квартира перешла по наследству Гийому и его братьям и сестрам, но он выкупил у родственников их долю. Все они жили в Кутансе и в Париже не появлялись.

Гийом повернул ключ в замочной скважине, никого не ожидая встретить. Его слуги – Анриетта и Гюстав – к моменту его отъезда в Индию уже были немолоды и предпочли, получив причитающееся им жалованье, перебраться в Нормандию. И правда, в передней было темно. Гийом поставил на пол сундук и на ощупь двинулся в гостиную. Сквозь закрытые ставни едва пробивался слабый вечерний свет. Он наткнулся на что-то массивное, покачнулся и едва не упал. По комнате разнесся легкий звон, словно ударили в колокол. Ах да, как он мог забыть! Это же ванна! Прекрасная ванна из красной меди! Он заказал ее для себя, но мастер не успел в срок и ванну доставили только в день отъезда Гийома. Занятый решением тысячи вопросов, он попросил грузчиков пока поставить ванну в гостиной, перед диваном, где она все это время и простояла. Не снимая со спины ящика с телескопом, Гийом подошел к каждому из трех окон и распахнул ставни. Дождь не прекращался. Он прикрыл оконные рамы, опустил на пол телескоп и принялся сдергивать с мебели простыни, которыми она была накрыта. Последним он добрался до клавесина. Коснулся пальцами клавиш и взял несколько первых нот «Искусства фуги» Баха – когда он в прошлый раз играл эту вещь, его внимательно слушал большой желтый паук. Клавесин был, конечно, расстроен, а по квартире летала пыль. Гийом пять раз подряд чихнул, достал последний чистый носовой платок и высморкался. Теперь надо было позаботиться об освещении, потому что за окном смеркалось. В ящике комода, доставшегося ему от учителя, Жозефа-Никола Делиля, он нашел кремень и кресало. В другом, побольше, – шесть восковых монастырских свечей, которые вставил в серебряные канделябры на каминной полке. Отточенным жестом он чиркнул кресалом по кремню над фитилем каждой свечи и одну за другой запалил их. Эти звуки, как и вырвавшиеся снопики искр, напомнили ему капитана «Ле Беррье» Луи де Вокуа, который точно так же разжигал свою трубку, наполняя палубу неповторимым ароматом пряностей и костра, пока на них на всех парах мчался пиратский корабль. Гийом как наяву услышал его команду: «Пушки к бою!», а затем обращенные к нему слова: «Месье Лежантиль, мой глубокоуважаемый пассажир, заткните, пожалуйста, уши».

Поленья на подставке для дров давно высохли. Гийом положил в камин парочку, достал из медного ведерка немного лучины, скомкал лист бумаги, поднес к растопке свечу и развел огонь.